С начала мирового финансового кризиса прошло семь лет. За это время мир изменился. Раньше было немыслимо представить себе, чтобы кризис подобных масштабов мог задеть финансовую систему наиболее развитых стран.

Однако по прошествии этих лет и в отличие от американской экономики, экономика Европейского Союза (ЕС) сегодня демонстрирует худшие показатели ВВП, занятости и государственного долга, чем накануне финансового кризиса.

Уже в 2008 году в ответ на негативные последствия финансового кризиса европейские институты всех без исключения стран-членов прибегали к банковской помощи и налогово-бюджетному стимулированию. У всех у них вырос государственный долг, в 2010 году ставший объектом спекуляции на финансовых рынках.

В то время в целях финансирования государственного долга европейские учреждения заключили с данными рынками договоренность о том, что каждый член ЕС проводит переговоры самостоятельно, как если бы зоны евро не существовало. Эта позиция подпитывала спекуляцию на рынках и легла в основу сегментации процентных ставок в еврозоне, программ помощи тройки кредиторов и принятия всеобщей политики жесткой экономии, львиная доля которой досталась спасаемым странам-членам.

В защиту жесткой экономии выступали бывший президент Европейского центрального банка Жан-Клод Трише; экс-президент Европейской комиссии Жозе Мануэль Баррозу; канцлер Германии Ангела Меркель; министр финансов Германии Вольфганг Шойбле; бывший президент Бундесбанка Йенс Вайдман. В академическом плане она обрела поддержку в работах Кармен Рейнхарт и Кеннет Рогофф, пытавшихся показать опасность, которую для экономического роста представляет чрезмерная государственная задолженность, и Альберто Алесины и Сильвии Ардагны, разработавших учение о экспансионистской жесткой экономии.

В результате данная политика оказалась колоссальным провалом, стоившим ЕС миллиардов, поскольку никаких рынков ей ни в чем убедить не удалось (более убедительными были действия ЕЦБ). Между тем, как показывает текущая проводимая ЕЦБ политика активной скупки государственного долга (количественного смягчения), кризиса суверенного долга и программы экстренной помощи можно было бы избежать.

Во всех государствах-членах, пропорционально примененной дозе, жесткая экономия способствовала тому, чтобы убить веру в будущее (а заодно в инвестиции и экономический рост), вызвать резкий рост безработицы и государственного долга и подточить европейский проект и демократию, воскрешая на континенте националистические движения. Более того, она продемонстрировала дисбаланс, появившийся в ЕС после Маастрихта, при котором основная власть сосредоточена в Европейском совете, а точнее, в его правлении. Последнее навязывает странам-членам реформы, которые не применяет в отношении себя и результаты которых являются сомнительными. Например, повышенная гибкость рынка труда породила спады в производительности и инвестициях компаний в человеческий капитал.

ЕС нуждается в другой архитектуре. Основанной на равновесии в Евросовете (паритет голосов между государствами-членами) и укреплении Еврокомиссии (путем узаконенных прямых выборов) и Европейского парламента.

Автор — преподаватель факультета экономики и управления, Католический университет, Порту.