«Милость Аллаха в том, что я попал в плен» – Газета Коммерсантъ № 188 (2318) от 15.10.2001
«Милость Аллаха в том, что я попал в плен»
Газета «Коммерсантъ» №188 от , стр. 3
Засевший в Кодорском ущелье отряд Руслана Гелаева вырвался из абхазского окружения. Однако уйти удалось не всем. С одним из попавших в плен боевиков корреспондент Ъ ОЛЬГА Ъ-АЛЛЕНОВА встретилась в камере следственного изолятора республиканской службы безопасности.
Его зовут Арсен Хандохов. Он ваххабит, родом из кабардино-балкарского города Тырныауз. Оперативники считают его самым непримиримым из всех задержанных, а сам он называет себя приверженцем чистого ислама: «Я с детства намаз делал, у меня родители мусульмане». Когда-то Арсен выучился в ПТУ на электросварщика, отслужил в армии, потом работал в Тырныаузе то в пожарной части, то инкассатором, то охранником в налоговой инспекции.
— Я много читал Коран. Я узнал, что должен в первую очередь любить Аллаха, потом посланника его. Должен любить отца и мать, а после них — братьев-мусульман. Тогда я буду в раю.
Арсен вернулся в Тырныауз, чтобы «во всем помогать родителям». Там он встретил человека по имени Абдусалан. Тот и наставил Арсена на «праведный путь».
— Он сказал мне, что если не вести джихад, не воевать с неверными, то вся моя праведная жизнь потом перед лицом Аллаха будет сведена к нулю. И я решил воевать с неверными и отстаивать братьев-мусульман. Неверные — это русские, которые отняли у чеченцев землю.
— А вы не думали, что Абдусалан мог вас обмануть, что в Чечне все не так, как он сказал?
— Я ни разу не был в Чечне, но думаю, он правду сказал. Если он нас обманул, его за это Аллах накажет.
Абдусалан переправил Арсена и с ним еще двух человек в Грузию — в Панкисское ущелье в село Цнубани. Там уже было несколько групп: дагестанцы, турки и кабардинцы. В каждой группе человек по 35 и каждая жила в отдельном доме.
— Когда мы приехали, то обучение уже закончилось, мы опоздали. А там ведь каждого бойца учили стрелять, обучали тактике боя в лесу и в горах. Правда, наш амир Сейфулла сказал, что мы обучимся на месте. Но Хамзат, который собирал группы для отправки в Чечню, сказал, что необученных не возьмет.
— Хамзат, это кто?
— Хамзат Гелаев. Вы его Русланом называете. Он был там главный. Он всегда ходил в черной длинной рубашке до колен, черной шапочке и черных брюках.
— Тогда в селе оставался еще один отряд русского, мы его Русиком звали.
У него было больше 30 человек. Он шел последним и взял нас с собой. — Русик тоже за справедливость воевал?
— Нет, думаю, за деньги.
Однако отряд Русика оказался не в Чечне, а в Абхазии. Там ведь, по словам Арсена, «тоже много неверных, которые не поклоняются Аллаху. И у них тоже есть оружие».
Сначала на двух «КаМАЗах» с автоматами и с пулеметами отправились в Тбилиси. Оттуда вдоль абхазской границы — к Джварскому водохранилищу. Перебрались через него на плотах, а там уже ждали машины. Они отвезли всех в грузинскую Сванетию, и оттуда уже пешком через перевал Хида отряд перебрался в абхазскую Сванетию, которую сами абхазцы не контролируют.
— Говорят, кстати, что рядом с Гелаевым видели губернатора абхазской Сванетии Квициани. Вы его видели?
— Я не видел, я в лицо его не знаю, но про это многие говорили. Он, кажется, вместе со своим отрядом встретил Гелаева в Сванетии и оттуда пошел с ним. Я знаю, что был отряд из грузин, их около 40 человек было. Наверное, это его отряд.
Как бы то ни было, но всю дорогу по контролируемой грузинами территории вооруженную группу, в которой шел Арсен, никто ни разу не остановил. Более того, когда боевики уже были в Абхазии, им вертолетами из Грузии доставляли еду.
В конце концов отряд вышел к селу Георгиевское, где, как оказалось, уже находился Гелаев со своими людьми.
— Переночевали у села, а утром, после первого намаза, услышали выстрелы. Хамзат приказал нам выдвигаться в село. До обеда мы стояли перед селом, потому что там работала наша разведка. Мы слышали выстрелы, думали, там идет бой. Потом зашли в село.
— Разве с ними вы хотели вести джихад?
— Мы не знали, что там убили людей. Нам не показали их. Я только сейчас это узнал и сильно жалею.
Куда отправился их отряд из Георгиевска, Арсен не знает. Но он долго рассказывает о том, как по приказу Гелаева они с тяжелыми рюкзаками на плечах шли то ли к какой-то речке, то ли к какой-то трассе. Как Гелаев, который в это время был уже неизвестно где, отдавал им команды по рации и приказывал то оставить тяжелые рюкзаки, то вернуться за ними. Как у его командира Сайдуллы сели батарейки, и тот, не поняв последних распоряжений Гелаева, послал Арсена поискать его где-нибудь поблизости. Тот не нашел, а когда вернулся, Сайдуллы с людьми уже не было. В итоге Арсен с двумя такими же отбившимися боевиками и сопровождавшим их грузином Чхаклини вернулись в село.
— А там у дома стоял какой-то «уазик». В нем сидели люди, бородатые, с четками. Я подошел и спросил, все ли рюкзаки забрали. Один из них сказал: «Да это же не наш!» Нас повалили на землю, скрутили, ударили. Я понял, что это были абхазы. Я потом узнал, что здесь тоже есть мусульмане. Если бы я это знал раньше, я бы сюда не пошел. Я вообще хотел бы сейчас спросить у Гелаева, зачем он пошел в Абхазию? Он же говорит, что воюет за Чечню…
— А вы сами по-прежнему считаете, что нужно вести джихад?
— Джихад нужно со знаниями вести. Теперь я понял. Человека если убьешь, то потом не оживишь. Для меня милость Аллаха в том, что я попал в плен и не совершил злодейство.
Осколки первой войны в Чечне
С Моджахедом я познакомился в декабре 1994 года. Он пришел в нашу редакцию новостей ГТРК «Дагестан», принес VHS-кассету с записью боев в Чечне и массой интервью с участниками чеченского сопротивления. В эфир их, конечно, не выдали. Но смотрели всей редакцией. А 1 января 1995 мы с ним поехали в Грозный.
Поездка, кстати, могла и не состояться. За день до новогодних каникул он пришел в редакцию, где я выдал ему видавшую виды камеру мини-VHS. С которой его и остановили на выходе с территории комплекса сотрудники милиции. По подозрению в краже. Я спустился разобраться – в итоге мы оба оказались в «обезьяннике» Кировского РОВД Махачкалы. Но все обошлось – кто-то увидел, как нас увозят, сообщил в редакцию. И она всем составом приехала нас вызволять. Тогда еще милиция испытывала определенный пиетет по отношению к журналистам-телевизионщикам, и нас быстро отпустили. Сегодня, думаю, мы бы так легко не отделались.
Грозный, 19 декабря 1994 годаА официальное начало войны я встретил временно отстраненным от работы сотрудником. Тем не менее примчался на студию, как только узнал о начале «операции по восстановлению конституционного строя». Алик Абдулгамидов – в будущем собкор Первого канала – поехал тогда на границу с Чечней. Там операция дала первый сбой – местные жители встали на пути армейских колонн и не впустили их на территорию соседей. Председатель Госсовета Дагестана Магомедали Магомедов был там. И, по сути, поддержал свой народ. В итоге войска с этой стороны в Ичкерию так и не вошли. А Дагестан стал прибежищем для сотен тысяч беженцев.
Тогда люди из республиканского Белого дома рассказывали, что Борис Ельцин был в ярости от такого поворота событий. И, якобы, распорядился отменить вылет в Дагестан самолета с наличными деньгами для зарплат бюджетникам. «Деда (прозвище Магомедали Магомедова – ред.) тогда срочно в Москву вызвали. Он там конкретно на Ельцина наехал, чуть до драки не дошло. Охрана еле удержала», — рассказывал мне один очень информированный источник. Деньги в итоге в республику пришли.
Напомню еще одну вещь. Одним из формальных поводов ввода войск в Чечню стало письмо руководителей северокавказских регионов с требованием навести там «конституционный порядок» любыми средствами, вплоть до силовых. Его не подписали два человека – президент Ингушетии Руслан Аушев и председатель Госсовета Дагестана Магомедали Магомедов.
Но я отвлекся… Новогоднюю ночь я провел с друзьями, а рано утром встретился с Моджахедом на автовокзале. Выехали в Хасавюрт, оттуда через Аргун в Грозный, на попутках. В Чечне водители денег с нас не брали. Кроме камеры у нас собой были сумки с самым необходимым. «Надо взять побольше сигарет и шоколада», – сказал Моджахед. Знал, в чем нуждаются защитники чеченской столицы. Новости мы посмотреть не успели, но по слухам знали, что в новогоднюю ночь федеральные силы начали штурм города.
Мы въехали в Грозный с востока. На окраине – разбомбленный и сожженный мини-рынок. На одном из сохранившихся прилавков – труп мужчины. А первые живые встреченные – местные жители, собирающиеся покинуть город. Пацан лет 12-ти с обрезом двустволки в руках. Русская семья, грузящая вещи в ГАЗ-24. Ее глава и его сын, вооруженные автоматами. Собирались отправить женщин в Дагестан, а сами остаться и защищать свой город. Короткие интервью и пешком в сторону центра.
На площади Минутка встретили колонну ополченцев. Женщина с РПГ-7 в руках. Говорят, к тому времени уже успела подбить танк. Рассказы о подростках, закидывавших гранаты в люки боевых машин. Подбитые танки на улицах и обгоревшие трупы танкистов.
Угол пятиэтажки снесен взрывом. В просвет виден костер на втором этаже. Моджахед идет на разведку и обнаруживает там мальчишку лет 10-12. Тот наотрез отказывается идти с нами, надеется, что за ним придут родственники.
Ополченец, вооруженный снятым с танка пулеметом и опоясанный пулеметными лентами, как революционный матрос, провожает нас до дворика, где попало в засаду одно из федеральных подразделений. Полуразрушенные частные одноэтажки и два десятка трупов российских солдат. Моджахед собирает их документы, чтобы сообщить родным, но вынужден отдать их появившемуся вдруг офицеру Департамента госбезопасности. «Эти документы нам нужны. Пригодятся, как доказательства, – объясняет он. – Пойдемте, пленных покажу. Их снимите. Пусть родители увидят».
Грозный, февраль 1996 годаПленные во дворе здания ДГБ. Чумазые, оборванные, напуганные. Говорят, что отношение к ним нормальное, не бьют, кормят. Такое отношение к пленным срочникам было характерно для начала той войны, кстати. Их отдавали родителям, если те рисковали приехать на поиски. Исключение – офицеры, контрактники и, особенно, летчики. Летчик, попавший в плен, был обречен однозначно. Их ненавидели.
Отвлекусь еще немного. В ту войну я побывал в Грозном во время штурма, был свидетелем освобождения заложников из Буденновска в Зандаке, был добровольным заложником у Радуева. Но страшнее всего мне было не тогда, а сразу после войны. Если читатель помнит, была целая волна похищений журналистов, чиновников, бизнесменов с последующим выкупом. Борис Березовский тогда очень прославился «освобождениями» таких заложников. А делами похищенных дагестанцев занимался секретарь Совбеза республики Магомед Толбоев. Летчик-испытатель, участник проекта «Буран», Герой России.
И вот как-то поехали мы с ним на переговоры об освобождении очередных похищенных. Подъехали к чеченскому блокпосту на одной из проселочных дорог на границе. Там выяснилось, что чеченские погранцы ни о каких переговорах ничего не знают и пропускать нас не намерены. Толбоев пытается их убедить, те отмахиваются. И тут в разговор вступает один мой коллега, корреспондент «Дагестанской правды». «Да вы знаете с кем вы разговариваете? Это же Магомед Толбоев! Лётчик! Герой России!». И вот этот считаю самым опасным в моих «чеченских» журналистских делах. Думал, нас там же расстреляют и зароют.
Грозный, 1994 годК счастью, чеченский пограничник – косая сажень в плечах и пулемет Калашникова – был настроен строго, но миролюбиво. «Ну и что? Я сам Герой Ичкерии», – ответил он. И мы уехали. Пронесло – в хорошем смысле этого слова.
Но вернемся в Грозный. После ДГБ рванули к президентскому дворцу. Короткими перебежками. Где-то ползком – штурм-то продолжается. Снаряды рвутся, осколки… Я потом из своего пакета с вещами один достал. На площади перед дворцом – огромная новогодняя елка. Ее поставили, несмотря на войну, как символ силы духа, что ли. Площадь и сам дворец под сильнейшим артиллерийским обстрелом. А елка стоит.
А на одной из уцелевших скамеек сидит молодая женщина. Раскачивается и как-то заунывно воет. Без слез. В руках – узел из простыни или белой скатерти. А их него торчат вещи. И кукла. Детская девчачья игрушка, какие продавались в любом «Детском мире» СССР. И это – самая страшная картина, которую я видел за две войны.
В подвале дворца – госпиталь. И среди раненых защитников города – пленный российский лейтенант, за ним ухаживают, как за своим. Темно, и наша старенькая камера просто отказывается снимать. Много позже в программе «Взгляд» показали репортаж из этого подвала. К лейтенанту приехала мама. И осталась там санитаркой.
Самашки, 1994 годЗапомнился подросток в солдатской каске. Киношной фразой, сопроводившей съеденный «Сникерс»: «Не люблю умирать на голодный желудок». С неповторимым чеченским акцентом. Смешно не было.
Подвал Дома престарелых. Десяток русских стариков и старух при свечах. Ветеран Великой Отечественной со словами: «Фашисты нас так не бомбили».
В вечернем темном Грозном пароль простой: «Ассаламу алейкум». Отзыв: «Ваалейкум ас салам». Можно и на пулю в ответ нарваться, но нам везет. Из разорванной трубы газопровода вырывается пламя. Под ним греются трое ополченцев. Автомат, два охотничьих ружья. «Откуда вы, ребята? – Дагестанское телевидение. – Подменили бы вы, дагестанцы, нас хотя бы на сутки. Устали мы…»
Та же пятиэтажка со снесенным углом. Отсвет догорающего костра. Мой напарник вновь поднимается, чтобы проверить, как дела у пацана. И находит его тело. Подросток убит выстрелом в голову.
Ночевать отправились на окраину. Там, в частном секторе жил друг Моджахеда. Двухметровый забор красного кирпича, массивные кованные ворота, калитка. И – вы будете смеяться – ключ под ковриком. В обширном дворе две машины – газель и какая-то иномарка, уж не помню какая. В доме чистота и порядок, ковры, аудиоцентр и большой телевизор, запас продуктов в холодильнике. Все в целости и сохранности.
Ночью разбудил взрыв. Дом тряхнуло, стекла окон, выходящих во двор, лопнули, двери в мою комнату распахнулись. Утром обнаруживаем во дворе воронку. Машины посечены осколками. Осколки и в «моем» дверном косяке. Этого мне хватило. С отснятой кассетой отправляюсь домой. Моджахед сажает меня на попутку до Аргуна. В уазике четверо ополченцев обсуждают достоинства пистолета Марголина, которым вооружен один из них. От Аргуна на автобусе – в Хасавюрт, оттуда – в Махачкалу. Моя командировка на этом закончилась. В итоге записали и дали в эфир передачу. Наверное, где-то в архивах ГТРК «Дагестан» она до сих пор хранится.
Грозный, 1994 годА Моджахед отправился на вокзал, где вела бой и практически полностью погибла Майкопская бригада федеральных сил. Там и получил свои первые ранения – российский снайпер прострелил ему обе ноги. Моего товарища от смерти спасла только хорошая физическая подготовка. Он упал, но, оттолкнувшись руками, смог перекинуть тело за подбитый БТР.
После больницы он еще не раз ездил в Чечню в качестве стрингера. Своеобразного такого. Записи не продавал, а отдавал корреспондентам разных телекомпаний. Конец поездкам положил минометный обстрел, под который он попал у одного из федеральных блокпостов. 11 осколочных ранений. Пару осколков он до сих пор носит в себе.
В перерывах между двумя войнами Моджахед занялся бизнесом. Возил товары через Чечню, в том числе. И попал в заложники к людям братьев Ямадаевых. В последующем – Героев России. А освободили его из плена люди Шамиля Басаева.
Всемирную «славу» этому человеку принес захват заложников в Буденновске Ставропольского края. 14 июня «диверсионно-штурмовая бригада» под командованием Шамиля Басаева, прибывшая в город на нескольких тентованных КамАЗах, захватила здание родильного отделения городской больницы. В плену оказалось более полутора тысяч заложников.
Потом были требования прекращения военных действий в Чечне. Сначала их от лица России вел депутат Госдумы, врач-психотерапевт Анатолий Кашпировский. Ему удалось добиться освобождения нескольких десятков заложников. Была пресс-конференция Басаева для мировых СМИ. 17 июня произошла неудачная попытка штурма здания. И, наконец, 19 июня состоялись телефонные переговоры Шамиля Басаева с премьер-министром России Виктором Черномырдиным. Они добились своего – российские власти обещали прекратить военные действия в Чечне и вступить в мирные переговоры с президентом Ичкерии Джохаром Дудаевым. Отряду Басаева предоставлялся коридор для выхода через территорию Северной Осетии. Однако власти и общественность этой республики выступили резко «против» и маршрут отхода был изменен. Теперь «коридор» для автобусов с боевиками и сотней заложников, среди которых журналисты, правозащитники и депутаты Госдумы, предоставлял Дагестан.
Шамиль БасаевВ один из этих дней пили чай на работе (ГТРК «Дагестан») с министром по делам национальностей Магомедсалихом Гусаевым (через 8 лет его убьют). Естественно, говорили о Буденновске. Магомедсалих сказал, что наградил бы Басаева, как стратега и тактика. Но расстрелял бы, как военного преступника.
Когда выяснилось, что Басаев с заложниками уходит в Чечню через Дагестан, я напросился в командировку. Водитель – Курбан. Оператор – Ибрагим. Денег у ГТРК «Дагестан» не было даже на бензин, пришлось занять лично у зампредседателя компании Салама Хавчаева.
Колонну мы застали в Хасавюрте. Площадь, на которой остановились автобусы, окружена плотной толпой, скандирующей «Шамиль!». Тут и там группы басаевских боевиков и дагестанских милиционеров. Некоторые – смешанного состава. Как написал позже в каком-то издании один из журналистов: «Больше всего поразило братание чеченских боевиков с дагестанскими омоновцами». Тут он, конечно, погорячился. Братания не было и быть не могло. Но стояли вполне мирно, беседовали, курили.
На ступенях головного «Икаруса» сидит Басаев, вокруг куча российских и иностранных журналистов. Пытаемся пробиться, кричим: «Дагестанское телевидение». Бесполезно. Но тут Шамиль говорит: «Пропустите дагестанца». И сразу – коридор.
Помню свой вопрос: «В Дагестане считают, что тебя надо наградить, как стратега и сразу расстрелять, как военного преступника. Что скажешь?». Точного ответа не помню, но он был развернутым и по-своему логичным. Причем, он сказал, что Буденновск – дело случая, а направлялась его бригада в Москву…
Потом я попросил разрешения снять всю колонну. Шамиль разрешил. Дошли с оператором до тентованного КамАЗа с раненными боевиками. Один, азиатской внешности, с ранением в живот, метался в бреду и кричал: «Шамиль, застрели меня!». И тут нам снимать запретили. Просто подошел один из командиров и сказал: «Не снимать!». Я – ему: «Шамиль разрешил». А он – мне: «А я – нет. Мне Шамиль не хозяин!».
Грозный, 21 декабря 1994 годаА дальше мы поехали в Чечню. Вдоль дороги – практически непрерывная живая цепь из местных жителей и чеченских беженцев. Плакаты с приветствиями, крики «Шамиль!». Над колонной – боевые вертолеты. В сопровождении – БТРы ОМОНа.
Границу из журналистов пересекла только наша съемочная группа. В нашей «буханке», кстати, ехало несколько боевиков и добровольцы-заложники. В том числе – правозащитник Сергей Ковалев. И один из командиров. Он и расписался в моем командировочном удостоверении. «Асламбек Абдулхаджиев. Терарист». (Да, именно с такой орфографией. И – да. Это был знаменитый Асламбек Большой. Его убьют в ходе спецоперации в 2002 году – прим. автора).
И только мы снимали процесс освобождения оставшихся заложников-добровольцев в селении Зандак Ножайюртовского района Чечни. Здесь отряд Басаева встречали другие командиры. Я успел познакомиться со знаменитым позже «героем» Кизляра Хункерпашой Исрапиловым. «Кем был до войны? – Трудягой. Простым трудягой» (лукавил, как я узнал позже. Он уже и в Абхазии повоевал к тому времени). Он погибнет в 2000, подорвавшись на мине при отходе из Грозного. Басаев тогда же потеряет ногу. «Как Басаев смог уйти из окружения? – Одна нога здесь, другая там», – шутка того времени.
Потом везли заложников обратно в Дагестан. Один из автобусов сломался еще на территории Чечни. Мы на своей «буханке» тоже остановились. Как гаранты безопасности – номера дагестанские и тогда это могло подействовать. Я достал бутылку припасенного бренди «Слынчев Бряг», и мы пустили его по кругу из горла. В том числе Ковалев.
Потом в Хасавюрте коллеги просили продать им эту кассету VHS. Или поехать в Ставрополь и оттуда перегнать. Я гордо отказался. Приехал в Махачкалу. Смонтировал передачу. Гонорар еле покрыл те деньги, что я взял в долг на срочную командировку.
Через год при подписании «Хасавюртовского мира» Магомедсалих Гусаев прилюдно не подал руку Басаеву.
Очередное мое прямое столкновение с войной произошло в январе 1996 года, когда чеченские боевики совершили нападение на дагестанский город Кизляр, захватили там больницу с родильным отделением и согнали туда до трех тысяч заложников из окрестных домов. «К вам пришли волки!», – заявляет в эфире их командир Салман Радуев. Позже выяснится, что он исполнял лишь представительские функции. А реально командовали упоминавшийся выше Хункерпаша Исрапилов и Турпалали Атгереев.
Выехали мы туда с Русланом Гусаровым – в будущем руководителем дагестанского корпункта НТВ, на его машине. По дороге по радио слушали, про заложников и героических казаков, которые, якобы, приняли на себя первый удар, а теперь, совместно с федеральными силами окружили город «тройным кольцом оцепления». Думали тогда, что в таких условиях в город не попадем.
«Тройное кольцо» в итоге явилось нам в виде одинокого милицейского патруля на въезде. Казаков не было и в помине – или они просто хорошо замаскировались. Милиционер проверил наши документы и посоветовал ехать к горотделу. Сказал, что там мы получим всю информацию.
У горотдела – стихийный митинг. Человек с белым флагом, отпущенный из захваченной больницы, уговаривает людей идти туда и окружить ее кольцом, чтобы воспрепятствовать штурму. Кто-то соглашается и уходит туда, другие сомневаются. «Не посмотрят на нас федералы, всех положат…»
Салман РадуевКружимся по городу, где-то на машине, где-то пешком. У моста через Терек видим труп. По документам – пенсионер, 1937 года рождения. «Рафик», прошитый пулями и молодой человек рядом с ним. Говорит, что отец на этой машине выехал утром из дома и теперь где он – неизвестно. Надеется, что тот жив, потому что крови в салоне нет.
Все это время со стороны больницы слышна стрельба. В какой-то момент к ней прорвался БТР непонятной принадлежности, с группой бойцов на борту. Его подбили из гранатомета.
Оперативный штаб заседает в здании городского совета. В конце концов туда удается пробиться. Тусуемся в коридорах – на сами заседания журналистов не пускают. Скупые новости узнаем от чиновников, которые иногда выходят на перекур. Штаб практически чисто дагестанский, с представителями федеральных властей переговоры только по телефону. Из кусков информации картина складывается такая – российские власти очень не хотят повторения «буденновского сценария». Представители Дагестана настаивают именно на нем. Председатель Госсовета Дагестана Магомедали Магомедов, члены правительства и депутаты Народного собрания предлагают обменять себя на заложников и предоставить боевикам коридор в Чечню.
Ближе к полуночи переговоры все-таки завершаются на этих условиях. Правда Магомедали Магомедову федеральные власти идти в заложники запретили. Но пошли другие дагестанские чиновники, в том числе Магомедсалих Гусаев и министр финансов республики, депутат Госдумы Гамид Гамидов (будет убит через полгода в Махачкале), замминистра МВД Дагестана полковник Валерий Беев. И группа журналистов – в том числе мы с Русланом Гусаровым, Алик Абдугамидов с оператором Ибрагимом (тем самым, что со мной снимал Басаева), сотрудник местной телекомпании и представитель «Российской газеты». (Странный тип. Он с группой журналистов побывал в больнице, говорил с Радуевым, а потом на полном серьезе убеждал штаб, что на вооружении боевиков есть два ядерных заряда).
Подъехали на нескольких автобусах к больнице. Радуевцы, вопреки договоренностям, стали грузить в них еще заложников. Хотели только мужчин, но их жены и сестры просто отказались оставаться в этом случае.
Грузились часа два. Мы – добровольцы и несколько пленных милиционеров – в головном автобусе. С нами и Радуев, и Атгереев, и группа арабов. СМИ называли их «наемниками», но мне показалось, что это идейные бойцы. Некоторые свободно говорили на чеченском – возможно потомки эмигрантов, осевшие на Ближнем Востоке после Кавказской войны.
Турпалали Атгереев бросает на пол рядом с водительским сидением противотанковую мину, направляет на нее ствол автомата. «Это вам подарочек в случае чего», – шутит. Еще одна шутка из его уст звучит уже в дороге, когда путь нашей колонне неожиданно преграждают танки. Валерий Беев ведет с военными переговоры по рации, танки отходят, и мы продолжаем путь. «Бееву надо ‘Героя Ичкерии’ присвоить», – острит Атгереев.
Светает, боевики выглядывают в окна. На обочинах время от времени встречаются группы людей. Но смотрят хмуро, не приветствуют, как это было в случае в Басаевым. Видно, что радуевцев это нервирует. Арабы всю дорогу читают молитвы. В небе жужжат боевые вертолеты. «Не выпустят нас», – говорит мне Гусаров.
Накаркал… У селения Первомайское вдруг вереди по курсу взрыв, за ним пулеметная очередь. Наш автобус подпрыгивает и останавливается, следом вся колонна. Выясняется, что предупредительный ракетный залп дал один из вертолетов. И пулеметной очередью прошил капот идущей впереди машины ГАИ.
Пока идут очередные переговоры вокруг нашей колонны собирается толпа. Авторитетные дагестанцы со своими людьми на машинах сопровождали нас до границы. Многие вооружены не хуже боевиков и готовы силой отбить заложников. Пара человек заглядывают в наш автобус, обращаются к Гамидову: «Гамид, все нормально у вас?». «Нормально все, спокойно скажите, чтоб все было», – отвечает он. Один из вошедших обращается к Радуеву, довольно угрожающим тоном: «Смотри, чтоб нормально все было!». Потом в автобус передают продукты – хлеб и сушеное мясо. Мясом со мной делится араб.
Настроение в автобусе такое – если начнется штурм, отбиваться вместе с боевиками. Ведь нас «подставили и предали». Типичный «стокгольмский синдром». Переговоры все продолжаются, для участия в них автобус постепенно покидают все чиновники… Алик Абдулгамидов с Ибрагимом уходят снимать репортаж. Постепенно в автобусе остаемся только мы с Русланом, милиционеры и несколько боевиков. Один из них видит у меня брелок-зажигалку. «Дай посмотреть. Красивая вещь. Подарить не хочешь? – Нет. Подарок невесты. – Извини, брат»…
Появляется десяток вертолетов, из них на поля за селом начинается высадка десанта. Понятно, что разговоры закончились. Боевики тут же рассыпаются в округ и под шумок захватывают в плен почти четыре десятка новосибирских омоновцев с ближайшего поста. Практически без боя, один пытавшийся сопротивляться боец убит.
Рядом с нашим автобусом боевик в российской форме без знаков различия разворачивает АГС. Лицо – типично славянское. «Перебежчик», – объясняют мне.
Переговоры, вроде, продолжаются. Со стороны боевиков их ведет уже не Радуев, а Атгереев. Причем, не снимая балаклавы. Со стороны «федералов» – полковник милиции Умахан Умаханов. В конце концов именно он вытаскивает нас с Русланом из автобуса. «Пусть идут, – машет рукой Радуев. – Все самые ценные все равно ушли уже».
В тот же день уезжаю в Махачкалу писать репортаж в газету «Северный Кавказ». За операцией по «освобождению заложников» слежу по телевизору.
Операция эта получила неофициальное название «куликовско-барсуковской» битвы. В «честь» замдиректора ФСБ и замминистра МВД России Михаила Барсукова и Александра Куликова. Она продолжалась до 19 января и закончилась фактическим провалом. Большей части боевиков с заложниками удалось вырваться из села и уйти в Чечню. «Они ушли босиком по снегу», — объяснило провал российское командование.
Насколько я знаю, уходили они через минное поле. Дорогу через которое прокладывали те самые «наемники» – ценой своих жизней.
Осколками воспоминаний поделился Тимур Джафаров. С конца 1998 по конец 2015 – корреспондент «Интерфакса» в Дагестане. Работал в «Комсомольце Дагестана», на ГТРК «Дагестан», в еженедельниках «Новое дело» и «Настоящее время», в «Дагестанской правде», сотрудничал с «Новыми известиями», НТВ, ТВ-6, Радио «Свобода».
Мнение автора может не отражать точку зрения редакции
Плата за террор: как спецслужбы США помогали бандподполью в Чечне
Но самым громким скандалом, преданным огласке, стала история с организацией «Благотворительный международный фонд» (Benevolence International Foundation). В 2002 году американские власти закрыли его по подозрению в связях с «Аль-Каидой»*. К тому времени он действовал на территории США уже девять лет и собрал на оружие и обмундирование террористических групп в Боснии и в Чечне более 20 миллионов долларов. Глава фонда сириец Инаам Арнаут, попав под подозрение, не стал отпираться и рассказал следователям все детали своей деятельности. Выяснилось, что этот «меценат» имеет очень интересное прошлое: в частности, в начале 80-х он работал личным шофером у Усамы Бен Ладена, а позже принес клятву на верность «Аль-Каиде»*.
— Увязка того, что происходило и происходит в Чечне, с деятельностью международной террористической сети в мире на сегодняшний день в США является осознанным фактом, — сказал тогда Сергей Ястржембский, бывший помощником президента России. — Мы уже фиксируем помощь со стороны США и благодарны за выявление внешних каналов финансирования и нейтрализацию террористических действий в Чечне.
Впрочем, взаимопонимание между Россией и США на антитеррористических фронтах длилось недолго. Когда следствие установило, что приоритетом в деятельности Арнаута было финансирование чеченских боевиков, а не «Аль-Каиды»*, генеральный прокурор Джон Эшкрофт снял с него все обвинения.
Проверенная тактика
Доказать причастность США к обеспечению чеченских боевиков вооружениями и снаряжением — задача более сложная. Тем не менее российские силовики периодически находили оружие американского производства у террористов. В частности, в мае 2002 года штаб Объединенной группировки федеральных сил в Чечне сообщил, что при проведении спецоперации в Аргунском ущелье была уничтожена бандгруппа, у которой обнаружили несколько штурмовых винтовок М-16. Сам по себе этот факт ни о чем не говорит — американским оружием воюют многие страны, в частности Турция, которую неоднократно «ловили за руку» на помощи боевикам.
Новый штурм Грозного 20 лет спустя глазами очевидцев
«Северный Кавказ глазами блогеров» — совместный проект Русской службы Би-би-си и интернет-СМИ «Кавказский Узел». Уже более пяти лет кавказские блогеры рассказывают о жизни в своих республиках.
Нападение боевиков на Грозный, которое произошло в ночь с 3 на 4 декабря, местные жители символично связывают с 20-летием начала первой войны в Чечне, которому предшествовал ноябрьский штурм Грозного.
Очевидцы рассказывают о том, чего опасаются даже после официального завершения спецоперации.
Ночью вооруженные группы боевиков, точное количество которых до сих пор устанавливается, вошли в Грозный. По одной информации боевики въехали на захваченных машинах службы такси, по другой, очевидцы утверждают, что ряд членов НВФ были переодеты в полицейскую форму. На въезде в город они вступили в бой с сотрудниками полиции: убив троих, взорвали принадлежащую им машину и беспрепятственно проехали в центр Грозного, где укрылись в Доме печати.
Информация, озвученная представителем местного ОНК, о том, что в Доме печати на момент его захвата боевиками находилось не менее 10 сотрудников различных изданий, в том числе и охрана, официально в МВД Чечни не подтверждается. Однако источник утверждает, что в Доме печати, где расположены редакции практически всех республиканских СМИ, в том числе и местного ТВ, в тот момент находились дежурные. Они были до утра на связи, и потом смогли покинуть здание.
Примерно к трем часам ночи в город начала стягиваться бронетехника. Под утро появилась информация о том, что часть боевиков укрылась в одной из грозненских школ. Примерно в часдня Рамзан Кадыров заявил журналистам: «Спецоперация закончилась, у нас есть трупы девяти [боевиков], дальше они [сотрудники силовых ведомств] ищут». Кадыров не сказал ни слова ни об спецоперации в школе, ни о количестве пострадавших в ходе спецоперации силовиков и мирных граждан.
Автор фото, RIA NOVOSTI
Подпись к фото,Пожарные расчеты тушат горящие торговые блоки рынка «Беркат» рядом со зданием Дома печати
Ответственность за нападение на чеченскую столицу взяли на себя боевики из организации «Имарат Кавказ», признанной в России террористической. На видеозаписи, распространенной на канале Youtube, обращение делает один из членов этой организации: «Мы, муджахиды «Имарата Кавказ», вошли в город по приказу Амира Хамзата…». На записи утверждается, что количество боевиков, вошедших 4 декабря в Грозный, составляет 400 человек, и высказывается просьба к горожанам не выходить на улицу. Автор обращения сообщает, что боевики совершили «акт возмездия» за то, что в Чечне «посмели притеснять мусульманских женщин».
Жители Грозного называют нападение боевиков на город провалом работы главы Чечни Рамзана Кадырова и его спецслужб.
«Они слишком заигрались в арабских шейхов и, будучи на сто процентов уверенными в том, что никто не посмеет сделать подобное, упустили информацию о боевиках. На фоне этого упущения, все заявления Кадырова выглядят, как откровенная ложь и оправдание, — говорит житель Грозного, попросивший не называть его имени в целях безопасности. – Кадыров заявляет, что лично возглавляет операцию по уничтожению боевиков… Он функционально этого делать не может, так как это полномочия НАК: они ввели режим КТО, и официально ответственны за проводимые мероприятия».
Другая жительница Грозного, Седа Хамзатова, уверяет, что боевиков значительно больше, чем заявлялось официально: «В центре Грозного до сих пор слышна стрельба. Непонятно в итоге, что со школой № 20, которая была захвачена. Люди в Грозном напуганы и боятся выходить из дому, так как в такой ситуации даже и не знаешь, под чей огонь попадешь», — рассказала собеседница.
Еще несколько опрошенных жителей Грозного сообщили о том, что данная операция действительно может быть местью боевиков за методы правления Кадырова.
Автор фото, Getty
Подпись к фото,Сожженные палатки на сгоревшем рынке в Грозном
В пример собеседники приводили работу подчиняющихся лично главе Чечни работников силовых структур, занимающихся похищением людей.
«С начала года, сколько людей в Чечне вывезли из дому, официально заявляя родственникам, что их доставят в полицию, а потом эти люди просто исчезали. Их нет нигде. Ни живых, ни мертвых. А родственники боятся даже в полицию заявить и кому-то пожаловаться, так как эти же «люди в черном» могут вернуться за другими их детьми. Особенно много молодых людей пропало перед Олимпиадой в Сочи. Чечня живет в режиме тотального страха перед властью Кадырова и приближенных к нему лиц», — рассказывает местный житель на условиях анонимности.
Другой подхватывает: «При произволе власти рано или поздно происходит бунт. Тут именно так: за красивыми фасадами домов спрятан страх простых людей, которые молчат», — отмечает собеседник. Он же напоминает о символичности времени нападения: «О Кавказе ведь забыли все. Сейчас на виду Украина. Говорят все о ней. А ведь в Чечне тоже все так начиналось. Кстати, многие из кадыровского спецназа сейчас в ДНР, где официально не воюет Россия, как не воевала в эти дни в 1994 году в Грозном».
Местные жители опасаются, что даже после завершения официальной спецоперации, после снятия режима КТО, ужесточатся проверки и начнутся внесудебные расправы над родственниками убитых боевиков.
Автор фото, RIA NOVOSTI
Подпись к фото,Сотрудники подразделения спецназа МВД Чеченской республики во время проведения спецоперации
Есть и такое мнение: страх перед двумя чеченскими войнами сильнее любого диктата. Житель Грозного, не захотевший назвать свое имя, считает, что после войны люди постарались уйти в будни, но сказать, что они уверены в своей безопасности, нельзя: «Когда по телевизору постоянно говорят о том, что боевиков не осталось, начинаешь отчасти в это верить. Даже несмотря на то, что они, время от времени, давали о себе знать. Сейчас же, я думаю, что у людей появится страх, особенно после откровенной лжи, которую они услышали сегодня. Нам говорит глава республики, что у него была информация, но при этом нападение не просто не предотвратили, в городе не было банального усиления сил МВД. Все говорит о том, что нападение было полной неожиданностью. После этого Кадыров по логике должен уволить с поста заместителя министра ВД Чечни Алаутдинова, который, несмотря на то, что он в приставке «зам», обладал более широкими полномочиями, чем министр».
Одна из местных журналисток поделилась на своей странице в соцсети тем, что, по данным на утро 4 декабря, город перекрыт: «Стрельба и взрывы в разных частях. Говорят о 20-ой школе, первой гимназии, Доме правительства, «Минутке». В центре — военная техника и брошенные машины. Мои знакомые, живущие там, всю ночь укрывались, как могли, без сна. На улицах только силовики. Занятия в школах и вузах отменены. На работу тоже не выходят. А накануне вечером был футбольный матч, на который обязали пойти всех работающих мужчин из вузов. Многие, по их словам, ночную стрельбу и грохот приняли сначала за очередной праздничный салют, а потом побежали прятаться».
Многие местные жители считают, что за последние годы у жителей республики появилось ощущение спокойствия, что война, наконец, осталась позади. Но теперь, после событий сегодняшней ночи, все воспоминания о войне, как будто, вернулись. Вернулся и страх.
Другие материалы в этом блоге:
«Пятый этаж»: почему в Чечне опять неспокойно?
Автор фото, Reuters
Подпись к фото,В ночь на 4 декабря в столице Чечни боевики открыли огонь по полицейским
В интернете появился ролик, утверждающий, что за нападением стоит «Имарат Кавказ». Два месяца назад в Грозном в результате другого нападения также погибли несколько полицейских. До этого времени Чечня казалась едва ли не самым спокойным регионом Северного Кавказа.
Куда девалось это спокойствие?
Ведущий передачи «Пятый этаж» Михаил Смотряев беседовал об этом с профессором Брэдфордского университета Джоном Расселом.
М.С. Первый вопрос: насколько логично развитие событий, насколько неожиданной для вас стала эта перестрелка, повлекшая достаточно крупные человеческие жертвы, этот теракт в Грозном?
Д.Р. Это случилось накануне обращения, с которым выступил Владимир Путин. Предыдущий теракт был 5 октября – это День города Грозного. Эти теракты носят символический характер, именно этим можно объяснить, почему он случился именно сейчас.
М.С. То есть никакой прямой связи с изменением ситуации в Чечне вы не видите?
Д.Р. Они сказали, что причина – притеснение мусульманских женщин в Грозном. Несколько месяцев тому назад Рамзан Кадыров объявил, что, если мусульманская женщина в Грозном ходит в черном, то ей надо снять эту одежду. Это считается оскорблением мусульманских женщин, и это стало «официальным» предлогом для нападения. Сейчас почти все старые чеченские боевики находятся в Сирии. Так что это новое поколение, 19-20-летние ребята, не из Грозного, а из Урус-Мартановского района. Может быть, это предлог начать новый этап деятельности чеченских боевиков.
М.С. Можно, наверное, даже говорить о какой-то разновидности чеченского сепаратизма. «Имарат Кавказ» объединяет не только чеченцев, но и представителей других народов Северного Кавказа. Но до недавнего времени ситуация в Чечне, по сравнению с соседней Ингушетией или Дагестаном была или считалась, достаточно спокойной, и во многом это благодаря Рамзану Кадырову, который пресек проявления чеченского сепаратизма, столь памятные по поздним девяностым и ранним двухтысячным годам железной рукой. Это новый вызов его власти?
Д.Р. За последние три месяца, до этого инцидента, в Чечне была только одна жертва теракта, и это был боевик. А в это же время в Дагестане — 62. Ситуация в Дагестане сейчас гораздо более опасная. Ситуация сложилась так благодаря Рамзану Кадырову, это успех политики чеченизации. Конечно, даже в России сейчас проблемы в экономике, а на Северном Кавказе, в Чечне — тем более. Сейчас на Северном Кавказе гораздо больше ребят этого поколения. Какой у них выход? Можно работать в других городах, за границей, в России, можно воевать в Сирии. А если остаться на Северном Кавказе, единственная возможность – это или работать с Кадыровым, или стать боевиком и скрываться в лесах. И среди чеченской молодежи есть люди, которые против системы Кадырова.
М.С. Но ведь эта ситуация уже продолжается немалое количество лет, к вящему неудовольствию фанатов на Манежной площади, в Кавказ вливаются деньги, Чечня получает огромное количество денег из федерального бюджета. Помимо обращения Владимира Путина можно было бы найти много других поводов – устроить такой же теракт к саммиту «двадцатки» в Брисбене, еще к чему-нибудь приурочить. Почему это происходит именно сейчас?
Д.Р. Если помните, такие теракты ожидались во время Олимпийских игр. Но их не было. Организация такого крупного теракта не обязательно показывает, что террористическая организация стала сильнее, чем раньше. Ей очень нужен был такой теракт, потому что за предшествующие два года действительно ничего не происходило в Грозном. Доку Умаров сказал, что если будут теракты во время Олимпийских игр, то пострадают гражданские лица. Этот же теракт был направлен против силовиков. Там не было гражданских лиц. И это не такие акции, как были при Басаеве, например.
М.С. Гарантировать отсутствие жертв среди мирного населения при таких нападениях не может никто. Мы уже говорили, что в последние года два ситуация в Чечне была спокойной. В это же время на Ближнем Востоке очень активно действуют боевики всех сортов. В первую очередь, в Сирии. Есть связь между этими обстоятельствами?
Д.Р. Да, как я уже сказал, опытные террористы, чеченские серые волки, именно они в Сирии. Может быть, новое поколение хочет показать, что они тоже умеют воевать. Когда война в Сирии кончится, возможно, старшее поколение чеченских боевиков вернется домой, и тогда начнутся проблемы для Рамзана Кадырова. Но сейчас он действительно свел выступления боевиков до нуля. В этом году в Чечне было всего три теракта. По сравнению с тем, что было 15-20 лет назад, это почти ничего. Такие события в центре столицы Чечни вызывают беспокойство, но, я думаю, это проявление сравнительной слабости «Имарат Кавказ», а не наоборот.
М.С. А как дальше будут развиваться события? Особенно если Рамзан Кадыров и его силовики придерживаются такой же точки зрения, что это признак слабости «Имарат Кавказ». Тогда сейчас самое подходящее время довести начатое до конца и уничтожить. его. Или рассеять, и чтобы остатки сбежали в Сирию или где еще нужны люди такого толка. Какова вероятность такого развития событий?
Д.Р. Рамзан Кадыров сам сказал, что остатки чеченских боевиков находятся у границы с Ингушетией. И некоторые считают, что он хочет взять Ингушетию под свой контроль, чтобы уничтожить остатки чеченских боевиков на территории бывшей Чечено-Ингушской АССР. Похоже, что это так, потому что в районах, которые контролирует Кадыров, очень мало оказывается сопротивления.
М.С. Тогда повторение чеченской войны в той или иной форме нам пока не грозит. Если этот вопрос будет решаться, он будет решаться чеченскими силовыми структурами. Что касается разочарованной молодежи, которая опять начинает уходить к боевикам, это нехороший симптом. Как, по-вашему?
Д.Р. Переход чеченской молодежи от террора к туризму — очень трудный переход. Построить в данный момент на Северном Кавказе инфраструктуру для туризма сложно. Рамзан Кадыров не очень популярен на Западе, но если его не будет, тогда третья чеченская война вполне вероятна. Это очень тяжело для правозащитников в Чечне, но надо признать, что обстановка в республике сейчас гораздо лучше, чем было 20 лет тому назад.
М.С. С вами нельзя не согласиться. За время его пребывания у власти внешне Чечня выглядит гораздо спокойнее, чем в 90-х и 2000-х.
«Мы пытались их остановить, но они шли и шли» Хусейн Исханов, 58 лет, художник. Во время чеченских кампаний воевал на стороне вооруженных сил непризнанной Чеченской республики Ичкерии (ЧРИ), дослужился до звания полковника. Также занимал должность порученца главного штаба армии и личного адъютанта Аслана Масхадова. С 1997-го по 2004-й был депутатом парламента ЧРИ. Живет в Вене, представляет общественную организацию «Демократическое объединение чеченцев в Австрии». Советская власть делала все, чтобы между чеченцами и русскими не было дружбы. Помню, в годовщину депортации им советовали сидеть дома, не то «злой чечен» помянет старое и устроит резню. В 1970-80-е я часто слышал: «Хватит говорить на чеченском! Что вы там калякаете друг с другом?» До острых конфликтов не доходило, но имперское «я» ощущалось во всем. Малые народы считались вторым сортом. Логично, что после развала СССР нам захотелось жить самостоятельно. Однако чеченским патриотом я стал позднее. Я рос пионером, комсомольцем, верил, что партия — наш рулевой и даже рвался добровольцем в Афганистан — несчастную страну, раздираемую то Союзом, то США. Сейчас я живу в Австрии. Здесь много афганских беженцев, на которых смотреть больно — забитые, нищие, необразованные. В сравнении с ними мы — профессора. Я окончил художественное училище и работал декоратором в грозненском театре имени Лермонтова. Прошел армейскую службу в ГДР и снова взялся за кисть. Переехал в Волгоградскую область, а в 1992-м все бросил и вернулся на родину, надеясь быть полезным новой власти. Перед отъездом мне снился сон: центр Грозного в огне, кругом взрывы, стрельба, плач, крики. А я стою, словно прилип… Приснится же ерунда всякая. * * * В сопротивлении я оказался задолго до Первой чеченской. Мы с супругой ехали в гости, когда бомба попала в жилую 16-этажку — «армянский дом» на окраине Грозного. В тот же день я пришел к президентскому дворцу и вступил в ряды ичкерийской армии. Меня взяли в охрану главного штаба, которым командовал Аслан Масхадов, мой односельчанин и бессмертный друг. Изначально российские власти действовали точь-в-точь по украинскому сценарию — пытались развязать в Чечне гражданскую войну. В Надтеречном районе объявили сбор добровольцев, местные мужики шли толпами, рассчитывая продать взятые автоматы, поскольку время было голодное. Вскоре оппозицию бросили на захват дворца. «Пара выстрелов и все разбегутся», — обещали им. Но никто не разбежался, и батальон Шамиля Басаева за три часа разбил их вдребезги. А уже 26 ноября 1994 года в Грозный пригнали 50 танков под управлением офицеров Таманской дивизии. Но в уличных боях танки были бесполезны и стали легкой мишенью для «мух» [противотанковые гранатометы]. Уехать или спрятаться «железяки» не могли, потому что танкисты не знали города. Около 25 человек попали к нам в плен. А генерал Грачев до последнего отнекивался: «Нет наших войск в Чечне. Нет и быть не может!» Знакомая картина? Боевое крещение я получил возле села Гехи, где меня ранило осколком в щеку. Наш БТР сильно подбили, тяжело зацепив моих товарищей. Я чудом успел вытащить их наружу, пока по нам вновь не ударили. Следом подошло подкрепление во главе с Асланом Масхадовым. Ему стали жаловаться на большие потери и ранения, а он ответил: «Если здесь остались мужчины, то за мной». Только на чеченском это звучит несколько духоподъемнее. Мы ринулись на воинскую часть и уничтожили батальон. С тех пор об оппозиции не слышали. 11 декабря началась официальная война с Россией. * * * Бомбить Грозный начали с района Трампарка, где, в основном, проживали русские семьи. Уверен, это не случайное совпадение. Москва хотела немедленно рассказать о геноциде русских. Вообще в Чечню отправляли тех командиров, кто раньше служил здесь или родился, как генерал Трошев. Они прекрасно знали все объекты, включая больницы. Нам пришлось наспех организовать госпиталь в подвале президентского дворца. Рядом находились штаб и радиостанция, которой руководил полковник Валид Таймасханов, бывший советский офицер и спец по радиоразведке. Он вычислял координаты и позывные противника, направляя их огонь друг на друга. Генерал Иван Бабичев, узнав об этом, связался с нами по рации и бешено орал: «Я вас, б***ь, на первом столбе повешу!» Мы использовали любые хитрости, поскольку силы были не равны. Посмотрите кадры кинохроники. Колонны российской техники тянутся на километры, а у нас даже патронов не хватало. Возле автоматчика бегали два-три человека с голыми руками и ждали, когда он подстрелит кого-нибудь. Благо вскоре оружия завезли навалом — хочешь добудь в бою, хочешь — купи. АК-74 стоил $100-300, 120-й гранатомет — $700. Можно было купить хоть танк ($3-5 тысяч). Солдаты его чуть испортят, стрельнут — типа в бою потеряли. Им — деньги в карман, нам — танковый батальон из трех танков. Со временем оружие менялось на бутылку водки или банку консервов. Я с этим добром мог через всю Чечню проехать. Подъезжаешь к блокпосту. Там солдатики — чумазые, голодные. Зима, а они в резиновых сапогах. Вместо обыска спрашивали: «Дядь, дай пожрать чего-нибудь или покурить». Я тоже в прошлом солдат. Знаю, каково это. Их матери и отцы приезжали за ними в Грозный и жили прямо в президентском дворце. Вообще, если вдуматься, это нонсенс — давать кров родителям, чьи дети пришли нас убивать. Взамен мы просили ухаживать за ранеными и пленными, готовить на кухне. Но главное — не позволять своим детям возвращаться сюда с мечом. Пленные также содержались во дворце (дворец — это лишь название пафосное, на деле — обычная советская многоэтажка). Когда его взяли, федералы сразу привели репортеров, чтобы заснять героическое освобождение своих солдат. Ни черта они не освобождали! Мы не планировали никого с собой брать, покидая дворец после новогоднего штурма. Перед самым штурмом я вышел на площадь — знаменитую Минутку — для сбора подкрепления. Ну, что я мог сказать, окружившим меня людям? Что впереди война, что это не так страшно, как кажется, что далеко не всех из вас убьют… Добровольцев мы ставили на воинский учет и отправляли в отряд по пять-семь человек. Командиров они выбирали уже сами. Всего в обороне Грозного участвовали 500 человек — 500 вечных мужчин. Любопытно, что связистом в нашем штабе служил местный русский парень. В 1996-м он покинул Чечню, и его след навсегда пропал. Было еще несколько русских ребят. Не стану называть их фамилий, не знаю, где они теперь и не хочу им проблем. Позднее к нам присоединился украинский отряд Сашко Белого (Музычко) — 12 лихих солдат. Вранье, что они охраняли Джохара Дудаева. Президент оставил свою гвардию для защиты города, а сам безуспешно искал поддержки у мусульманских стран. Те вроде бы согласились оказать помощь, но тайно. Джохар отказался. Нам предстояло воевать в одиночку. Российские войска начали штурмовать Грозный с окраин. Мы пытались их удержать, но на нас шли и шли — пехотой, танками, вертолетами, авиацией. Они заняли возвышенности и город лежал как на ладони — бомби не хочу! Масхадов приказал стянуть все войска к центру и занять оборону у президентского дворца, где развернулись самые ожесточенные бои с огромными потерями среди гражданских и федералов. 18-летних пацанов — тысячами на убой, в мясорубку! Они, бедолаги, не знали ни улиц, ни удобных позиций, ни, самое главное, за что воюют. Их пригнали сюда умирать по повестке из военкомата. Во вторую войну приедут контрактники за штуку долларов в месяц. А те… Ни за деньги, ни за родину. Во время боев Масхадов связался с Бабичевым и предложил взять паузу, чтобы расчистить город от трупов. Ступить было негде! Подгоните, говорит, грузовые машины, мы вам поможем погрузить тела. Как вы в глаза матерям смотреть будете? Те пошушукались, решили, что мы хотим сдаться и ответили: «Выходите из дворца мелкими группами с поднятыми над головой руками!» А мы ведь от чистого сердца, никакой подляны не готовили. У самих была иная проблема — мусульманский обычай велит хоронить в день смерти. Когда одного из наших убивали, остальные бежали его хоронить, покидая позиции. Я лично уговаривал бойцов не делать этого во время боев. Было так, что федералы, узнав о нашем обычае, отказывались отдавать наших мертвых и просили за них деньги, что могло стоить до тысячи долларов. На продажу шли все — и мертвые, и живые. Эпидемия работорговли на нашей территории — следствие войны, которую спровоцировала Россия. Промышленность, фабрики, заводы — все превратилось в руины, кроме нефтяных объектов, которые интересовали Кремль. Единственным источником заработка стала продажа солдат. Это происходило так: полевой командир брал пленных, затем сообщал федералам — сколько и кто взят. Те докладывали в Москву, откуда ехал «гонец» — как правило, чеченский бизнесмен. Он выкупал солдат, его бизнес обещали какое-то время не трогать. Чеченский командир тратил деньги на оружие и продовольствие. Солдаты во время плена жили прямо в его доме. Все эти ямы с водой по колено — страшилка для обывателя. А вот ПАП-1, изолятор в Ханкале, грозненское СИЗО — реальность. Попасть туда можно было за наличие бороды или подкинутый патрон, а вернуться оттуда — калекой с переломами и ожогами от сигарет. Я хорошо помню крупные обмены пленными, когда на состояние наших бойцов смотреть было страшно. Впрочем, вместо бойцов нам нередко отдавали мирных, задержанных на ближайшем блокпосту. * * * Вторая война стала для нас тяжким бременем. Молодое поколение оболванили идеями джихада, а независимость Ичкерии ушла на второй план. Активная фаза боевых действий быстро прекратилась. Линия фронта сменилась неуправляемой партизанской войной. Я сосредоточился на работе в парламенте, всячески препятствуя переходу чеченцев на сторону ставленника Москвы Ахмата-Хаджи Кадырова. Но в одиночку я не мог ничего сделать. Остальные депутаты осели в Москве, эмигрировали, погибли или пропали без вести. Новым председателем парламента был избран Ибрагим Ахматов. Он и посоветовал мне уехать из страны, чтобы повлиять на ситуацию в Чечне за рубежом. Мы наивно полагали, что сейчас приедем, расскажем правду и найдем поддержку у Запада. А правда заключалась в том, что до нас никому, по сути, не было дела. В 2004 году я с семьей выехал в Польшу, а вскоре оказался в Вене. Польша того времени напоминала совок: безработица, нищета, коррупция. Поэтому все старались вырваться в Англию, Германию, Австрию. Сегодня чеченская молодежь Европы упрямо рвется в Сирию и не хочет замечать конфликта на Украине. Но Сирия — не наша война. Наша — на Украине, где можно отомстить российским офицерам за своих отцов, братьев, матерей. Уверен, многие из них «гостили» в Чечне. Мне отвечают, что христиане сами разберутся друг с другом, а мусульманам необходимо помочь. Это рассуждения детей войны, чьим единственным учебником был Коран в довольно сомнительном переводе. С другой стороны, сейчас подрастает совсем иное поколение чеченцев с блестящим образованием и знанием нескольких языков. Формирование чеченского истеблишмента — наша главная надежда получить малейший шанс на освобождение Чечни. Пусть через десять, пятьдесят или сто лет — когда в центре Грозного появится памятник Джохару, а проспект Путина станет улицей Анны Политковской. «Я кроссовки от крови отжимал» Муса Ломаев, 33 года, строитель. Во время Первой чеченской вместе с семьей жил в Грозном. В 2004 год арестован по обвинению в терроризме, около года провел в изоляторах и тюрьмах республики. В 2005-м оправдан Верховным судом Чеченской республики; вскоре дело было возобновлено. Сейчас живет в Финляндии, где занимается строительным бизнесом. Когда в 1994 году началась Первая чеченская, мне было 13 лет. Мы жили недалеко от центра Грозного и рано утром услышали грохот. Колонна БТРов ехала к президентскому дворцу со стороны Петропавловского шоссе. На броне сидела оппозиция из чеченцев, а наводчиками и водителями были русские. Их трупы потом покажут по местному ТВ, станет ясно, что война с Россией неизбежна. Но русскими мы их не называли. Русские — это наши друзья и соседи: тетя Наташа, тетя Люся, дядя Слава… А те были федералами — убийцами без имен и национальностей. В марте они захватят Грозный и в небо поднимут вертолет с громкоговорителем: «Чечены, сдавайтесь! Дворец взят, сопротивление бесполезно!» Трюк повторится в 1996-м: «Ваш Дудаев сдох! Война закончена!» Они думали, что свобода нужна одному Джохару. Но ошибались. Почти все мужчины из нашей семьи ушли воевать, а дядя Мурад служил в президентской гвардии и погиб еще до подписания Хасавюртовских соглашений. Он научил меня стрелять из ружья. Говорил: глаз мне выколешь, если тебе это не пригодится. Первые недели войны мы жили в подвале, прячась от бомбежек. Вскоре отец вывез нас в Дагестан, а сам остался в Чечне, тяжело заболел и год спустя умер. Мы поехали хоронить его в родовое село, а патруль на Герзельском блокпосту заставил нас открыть саван и, усмехаясь, трижды обыскал тело моего отца. Им, видимо, нравилась смерть каждого чеченца и они хотели лишний раз убедиться, что он, чеченец, мертв. Из Дагестана мы вернулись весной и были в шоке от увиденного! Всюду лежали трупы, никому, кроме голодных собак, не было до них дела. Грозный уже перешел под контроль федералов и заметно опустел. Уезжали, как правило, русские. По слухам, им в Ставрополье давали жилье. Я не видел, чтобы кого-то из них специально гнали, как не видел надписей типа «Русские, оставайтесь! Нам нужны рабы и проститутки». Зато видел другие: «Нам пох** на ваше горе!», «Чуркам смерть!», «Мы вернулись, бойтесь!» А на нашем доме до сих пор написано: «Здесь живут люди». Надписи приказали сделать федералы, иначе дома обстреляют. Помню, в один из пустых домов вселились молодожены и подорвались на растяжке у входа. Старики потом долго выясняли, откуда они, чтобы отправить части тел родственникам. Но, несмотря на «отметки», город обстреливали почти ежедневно. Начнут в шесть-семь вечера — и до глубокой ночи. Наш дом весь изрешетили, а соседний аж загорелся от выстрелов. Хозяин с соседями пытался его потушить, а снайпер мешал им. Пожалуй, самыми страшными днями войны были праздники и дни рождения. Федералы нажирались паленой водки и зверели! Я ненавидел их праздники, когда по ночам они забирали людей в ПАП-1. Это фильтрационный лагерь на территории бывшего автобусного парка. Сначала он назывался ГПАП-1, но буква «Г» отвалилась. Нам врали, что туда свозят пойманных боевиков. Хотя боевики в плен не сдавались — легче умереть, чем выдержать пытки. Поэтому туда таскали всех подряд, и единицы возвращались обратно. Там издевались, резали носы, уши, били током. Уже после первой войны мы с друзьями облазили каждый угол концлагеря. Я своими глазами видел камеры, где содержали и пытали людей, где их расстреливали и закапывали. Позднее власти Ичкерии превратят ПАП-1 в музей геноцида чеченцев. Но настоящий геноцид был впереди. * * * Российские войска начали бомбить чеченские села еще в сентябре 1999-го. А к октябрю окружили Грозный кольцом. Мне было 18 лет. Я учился на биолога в университете. Строил планы на жизнь. Но 21 октября все изменилось. Ракеты разбили мечеть в поселке Калинино, техстанцию рядом с ПАП-1, роддом и центральный рынок, куда я побежал помочь раненым. А вместо раненых увидел оторванные конечности, куски мяса, тела без головы… Меня задушило такое горе! Я кроссовки от крови отжимал, а по радио передали слова Путина, что, мол, сегодня была успешно ликвидирована база боевиков. А я ведь стоял на той «базе» среди мертвых детей, женщин, старух. Они последнее продать пытались, чтобы как-то концы с концами свести. Мог ли я не пойти воевать? Да я был счастлив, наконец, отомстить! Мне нужно было только увезти семью из Чечни в Ингушетию, но через границу меня не пустили. Какой-то офицер с испитой мордой залез на крышу грузовика и орал: «Мужчины от 15 до 65 лет не пройдут!» Хорошо, думаю, вы нас сами заставляете воевать. «Мы с тобой, сука, там встретимся!» — кричу ему и показываю в сторону Грозного. В радикальный джамаат мне идти не хотелось, я приверженец умеренного ислама, поэтому примкнул к одному из независимых ополчений. В то время их было множество. Они действовали автономно, но находились под присягой Аслану Масхадову. Наш отряд организовал человек, у которого были деньги на оружие и продовольствие. Я бы не хотел называть его имени. Он давно погиб. Россия вообще убила всех чеченцев! Всех, кто хотел мира и свободы. Федералы вошли в Грозный и устроили ад! Такую чистку! Когда к соседу врывались в дом, ты дышать боялся — а вдруг к тебе тоже ворвутся? Люди ложились спать и всерьез прощались друг с другом. Перед федералами во второй войне стояла задача вырезать поколение, которое почуяло запах свободы, а после потеряло близких и хотело мстить — мое поколение. Когда ты приходил в отряд, у тебя спрашивали лишь имя, возраст и куда труп везти, если убьют. Затем в горном секторе проводился двухнедельный инструктаж: стрельба, взрывное дело, перевязка ран. Всего нас было человек 40 — моих ровесников (18-20 лет). Мы партизанили в окрестностях Грозного и всячески вредили федералам. В ополчении я провел несколько месяцев. Бегал с этим «калашом» долбанным, и все. Даже не стрелял ни в кого и в контактном бою не участвовал. А потом меня нашли родственники и уговорили съездить в Ингушетию. Сказали: навестишь мать и, если захочешь, вернешься. Я не вернулся. Конечно, уезжать было стыдно — тебя ведь уважать перестанут. Но, кроме меня, мужчин в семье не осталось. Младший брат — инвалид. А из того отряда погибло много ребят, кто-то пропал без вести, кто-то выжил и сейчас спокойно живет в Чечне. Мои-то проблемы не закончились. В России я до сих пор числюсь в федеральном розыске. * * * В Ингушетии мы жили в плацкартных вагонах на запасном пути в город Карабулак. Между собой мы прозвали наш лагерь «железным городом». А два других лагеря из щитовых досок и военных палаток назывались «деревянным» и «брезентовым» городами. Увидев вагоны, старики запаниковали. Боялись, что нас снова угонят в Казахстан. Аушев лично приезжал дать им слово, что этого не будет. А на рельсы перед каждым составом поставили бетонные блоки. Только тогда старики успокоились. Жилось нам очень тяжело. Есть было практически нечего, работы не найти. Какие-то крохи перепадали от гуманитарных организаций. В Дагестане могло быть лучше, но из-за вторжения Басаева нас там совсем не ждали. Со стороны молодых ингушей тоже шла травля. По ящику насмотрятся рассказов о «чеченской хунте» и верят, что мы теракты начнем совершать. В первую войну такого потока беженцев в Ингушетию не было. В мирную жизнь я втянулся на удивление быстро. Женился. Занялся ремонтом помещений. Брал заказы, в том числе, из Чечни. К началу нулевых Грозный постепенно вставал из руин. Люди возвращались на родину. Мы тоже вернулись. Дома тем временем произошел раскол в рядах сопротивления, и многих боевиков увели на путь джихада. Ситуацией воспользовался Кадыров-старший. Он заручился поддержкой Кремля и пообещал уничтожить радикалов руками самих же чеченцев. Кремлю сделка показалась выгодной — русско-чеченский конфликт становился чисто чеченским. Была проведена широкая амнистия. Но цена ей — грош. Ты не мог просто прийти и сказать: я с такого-то джамаата, вот мой автомат, хочу мирной жизни, буду паинькой. Нет! Тебе сразу же давали другой автомат, форму и ксиву. И вперед, отрабатывай доверие, покажи результат. А какого результата ждала Москва? Показательных процессов над террористами. А где их взять, если большинство из них убиты или пропали без вести? До 2003 года в Чечне не работала ни правоохранительная, ни судебная система. Известных боевиков иногда судили в Ростове-на-Дону или Ставрополье, а рядовых после первого же допроса расстреливали или взрывали на поле в Ханкале. Однако архивы нераскрытых дел росли и преступления вешали на тех, кто выжил. Когда я попал в плен, следователь открыл шкаф с папками уголовных дел — «на, выбирай, какое хочешь». А я не совершал подрывы, похищения, убийства гражданских. Мне довелось делать мизер по сравнению с теми, кто воевал с первых дней войны, как многие из будущих кадыровцев. Сегодня они надели модные пиджаки и стали чиновниками, а буквально лет десять назад считались самыми кровавыми отморозками. Им ничего не стоило убить человека. Мне на их сторону перейти не предлагали. Да я бы побрезговал. Хотя часть моих приятелей перешла. Аргумент у всех одинаковый: мы устали и поняли, что воевать бессмысленно. Из таких «уставших» особенно отличился Сулим Ямадаев, коварный и жестокий человек. В Первую чеченскую он был бригадным генералом. Держал нефтяную вышку в Гудермесском районе, торговал водкой и бензином. А в 2000-м сдался федералам без единого выстрела, сменил флаг и начал «борьбу с терроризмом». Знакомого мне парня люди Сулима кинули в багажник и продали РУБОПу за $2 тыс. Им как раз не хватало человека, чтобы статистику улучшить. Три месяца его держали в подвале. А я провел в плену почти год. Меня забрали в январе 2004 года. В четыре утра выломали дверь и увезли в Ленинское РОВД, здание бывшего детсада, оборудованное тесными камерами. Мы там штабелями лежали. Первые три дня просто били, потом повели на допрос. Дело было давно сшито. Следак ждал лишь подписи. Мне светило от 20 лет по обвинению в терроризме: подрыв КПП, УАЗа с операми, да много чего. А сдал меня стукач с нашей улицы. До войны я близко дружил с парнем по имени Мурад Юсупхаджиев. При Масхадове его назначили командующим полком особого назначения. Он активно работал по Грозному и погиб в 2002 году, успев насолить и федералам, и кадыровским предателям. Меня хотели приписать к его отряду. Но липовые обвинения я отрицал, и тогда меня перевозили в другое отделение с пакетом на голове. Дневного света я не видел больше четырех месяцев. До конца меня сломали в изоляторе ОРБ-2 [второе оперативно-розыскное бюро МВД Чеченской республики]. Это место было намного страшнее прежних, пытки там отличались изощренностью. Если в РОВД били, душили до потери сознания, надевали противогаз с зажатым клапаном, то здесь… Сюда могли привезти жену и изнасиловать ее на твоих глазах, избивать мать или отца, вставить электропровод в задний проход. Еще нас пугали расстрелом. На спине даже шрамы остались: автомат 7,62 имеет острый наконечник. Кормили так: утром давали два куска хлеба и стакан воды, днем — жидкий суп, вечером — опять хлеб и воду. Поэтому, получив уже в грозненском СИЗО тарелку перловки с добавкой, я был, наверное, самым счастливым человеком на Земле. Зимой 2005 года состоялся суд. Морально я был готов к десяти годам тюремного срока. Но меня оправдали по всем пунктам обвинения. Родственники заплатили судье $50 тысяч. Не будь этих денег, я бы однозначно сел. Верховный суд [Чеченской республики] за участие в НВФ [незаконное вооруженное формирование] давал минимум от трех до семи, закрывая глаза на нехватку доказательств и пытки. Одному чеченцу в ОРБ-2 отрезали яйцо. Он заявил об этом в ходе процесса, а судья ему со смехом: «Не верю, покажи!» Да ему проще умереть, чем прилюдно штаны снять. В итоге он получил 18 лет. После выхода на свободу у меня было два пути — уехать из страны или остаться, чтобы мстить. Но тогда чем я буду отличаться от кадыровских? На маршрутке мы с супругой и родственниками доехали до Владикавказа и сели на поезд до Бреста — самый нервный отрезок пути. На каждой станции заходила линейная милиция и кричала: «Чечены есть?!» Но в итоге нам повезло без проблем оказаться в польском лагере для политических беженцев, откуда мы уехали в Финляндию, а со временем получили гражданство. Здесь у нас родились трое детей. Мне было крайне сложно вернуться к нормальной жизни. Я очень долго лечился. Психолог и переводчик плакали на каждом приеме. Еще из-за плена у меня возникли проблемы с памятью. Ежедневно мне вбивали в голову одно и то же. В деталях рассказывали о том, как я совершил теракт, что говорил, кто находился рядом, как был одет. Поэтому я начал сомневаться в себе. Произошла потеря реальности. Я ведь провел один месяц и десять дней в одиночной камере почти без света, со скудной едой. Оттуда выводили только на пытки, даже не на допросы. Когда мне обследовали голову, то сказали, что из-за длительного кислородного голодания какие-то клетки в мозгу дали сбой. А сознание из-за удушья я терял бесчисленное количество раз. Тебя резко придушивали веревкой или ремнем, ты отключался, а затем тебя приводили в чувство водой, а чаще просто ударом ноги в живот. Злая ирония: мы воевали против России, а русские меня пальцем не тронули. Меня задержали, пытали, судили — чеченцы. Но это не снимает российской вины. Я никогда не пойму, что мешало договориться с Джохаром Дудаевым, с Асланом Масхадовым, который был согласен и на широкую автономию, и на единую рублевую зону, лишь бы остановить эту проклятую войну. Зачем нужно было проливать столько крови, чтобы потом фактически предоставить Чечне независимость? Российские законы, разумеется, там не действуют, как не действуют и вековые традиции чеченцев, вроде кровной мести. Рамзан Кадыров принуждает кровников к миру, надеясь спасти шкуры своих приближенных. Но когда-нибудь режим падет, бесправный бедолага рванет к дому обидчика, который уже будет лежать мертвым. А следом прибегут еще десять человек. И такой Чечню сделала Россия. Автор и редакция благодарят Зару Муртазалиеву, Дмитрия Флорина, Майрбека Вачагаева и Аркадия Бабченко за помощь в подготовке материала. |
Мифы моздокского фронта. Как на Лубянке сочиняли фейки чеченской войны
Любая война порождает массу легенд, мифов и баек, не стала исключением и война в Чечне 1994–1996 годов. Одни из них уже забыты, другие оказались не просто живучи, но зачастую даже воспринимаются многими не как собственно миф или страшная сказка, но как безусловный факт: «Об этом же написано в «Википедии»!» Творили те мифы во вполне конкретных кабинетах. Разносили же их, как правило, журналисты из числа обретавшихся не там, где шли настоящие бои, а при различных штабах Объединенной группировки войск – на «Моздокском фронте». Затем, ссылаясь на таких «очевидцев», эти страшные байки охотно повторяли уже высокие начальники, которым надо было оправдать свои провалы и сотни зазря погубленных бойцов.
Распятые мальчики Михаила Леонтьева
Именно так обстояло дело с одним из самых громких и ужасающих мифов про то, как в разгар штурма Грозного чеченские боевики распинали пленных солдат на окнах здания Совета министров. Одним из первых эту версию описал «моздокский фронтовик» Михаил Леонтьев из газеты «Сегодня». Расписал все столь сочно, словно сам лицезрел. Процитирую его тогдашнее интервью для «Эха Москвы»:
«…ВОПРОС: Вы говорите, что <…> 9 января чеченцы вывесили на окнах здания СОВМИНА распятых российских пленных, неизвестно, живых или мертвых. Скажите пожалуйста, вы лично видели <…> или нет?
ЛЕОНТЬЕВ: Вывешенных пленных видели из КП (командного пункта. – В.В.) дивизии офицеры <…>» [Эхо Москвы. Интервью, 23 января 1995 г., 20:30, 22:10]
То есть сам – не видел. Какие офицеры это видели, какой именно дивизии, да и вообще с какого КП можно было видеть руины здания бывшего Совмина, да ещё и 9 января – обо всем этом Михаил Леонтьев умолчал. Что неудивительно: в тот день видеть окна Совмина можно было, пожалуй, лишь с одного КП – Дудаева и Масхадова, из здания Рескома (Президентского дворца). При этом нет никаких документальных доказательств и фотографий, нет ни свидетелей (неких офицеров некоей неназванной дивизии), ни имен-фамилий-званий собственно жертв. Не было заведено уголовное дело, никто не проводил расследование. Не было в природе (то есть военной прокуратуре) никакого уголовного дела о «распятых».
Фотография Владимира Воронова, сделанная как раз из того самого окна, где, по фейку, должны были висеть «распятые»Но не один Леонтьев тогда сеял этот миф. Был, например, и репортаж в «Комсомольской правде» Ольги Герасимовой и Василия Устюжанина, которые привели слова некоего 18-летнего Андрея (опять без фамилии) «из (98-й) воздушно-десантной Ивановской дивизии»: «Ребята, побывавшие в боях, подтверждают, что наших раненых подвешивали за ноги в окнах Совмина и из-за их тел вели прицельный огонь» [Герасимова О., Устюжанин В. На 41-й день войны в Грозном сыграна первая свадьба // Комсомольская правда, 1995, 24 января.] Не только сами авторы репортажа ничего своими глазами не видели, но и пересказывают слова некоего бесфамильного «солдата Андрея», который тоже ничего не видел, но лишь что-то и где-то от кого-то слышал, что «ребята рассказывали…».
Мифы хороши лишь тогда, когда их нельзя пощупать, потому и желательно избегать всего того, что можно проверить: точных дат, имен, конкретных наименований и привязки к местности. Именно тогда, когда, согласно утверждению Михаила Леонтьева, пленных солдат распинали на здании Совмина, автор этих строк находился в том самом здании. И пленных видел именно там – живых, 19 человек из разгромленной 131-й мотострелковой Майкопский бригады. Вглядываюсь в чумазые лица – совсем еще дети! Их блокировали 1 января у железнодорожного вокзала, и когда кончились боеприпасы, а поддержка так и не пришла, они вынуждены были сдаться. В тот подвал мы спустились вместе с коллегой, Александром Колпаковым из «Московского комсомольца», потому просто приведу то, что он позже напечатал в газете: «<…> в здание Совмина вниз по ступеням, туда, где, как я выясняю уже по ходу нашего движения, помещены русские пленные. Их оказывается 19 человек <…> Тьма-тьмущая, зажигаю спичку, чтобы побеседовать с ними, но пламя сразу высвечивает лицо человека в каракулевой шапке, который вдруг категорически отказывается разрешить нам побеседовать с солдатами. Тридцать восемь глаз смотрят на нас с тоской и надеждой. «Среди вас есть раненые, избитые?» – спрашиваю. «Нет» – отвечают они. «И что с ними будет?» – перевожу я вопрос уже к каракулевой шапке. «Во всяком случае, жизнь мы им гарантируем, а вот российские власти вряд ли», – резко отвечает он. Я подношу спичку ближе к пленным. Мальчишки лет 18–19, в глазах животный страх <…>» [Колпаков А. Война и чир // Московский комсомолец, 1995, 19 января]. Добавлю лишь, что толком поговорить с пленными «каракулевая шапка» нам не дал, потребовав личной письменной санкции… Дудаева. В подвале же Совмина отсиживались все потому, что федеральная артиллерия столь нещадно гвоздила тогда по Совмину, что и носа было не высунуть. Как поговаривал еще один коллега Александр Мнацаканян, бывший в те дни там от «Общей газеты», «хотел бы я видеть того храбреца, который под огнем всех систем и калибров осмелился бы вскарабкаться – вместе с пленными! – по рухнувшим пролетам на второй или третий этаж. И на сплошь простреливаемом пространстве занялся бы сей экзекуцией. Разумеется, чокнутых, решивших повторить «подвиг» солдат Понтия Пилата, просто быть не могло!» Он затем так и написал в своей статье: «А всем верящим в распятие на окнах рекомендую самим попробовать проделать бесполезную и рискованную операцию. Взять пятидюймовые гвозди, молоток, пленного, подняться хотя бы на третий этаж простреливаемого и горящего здания, подойти к окну и быстренько приколотить сопротивляющегося (а как же иначе?) человека к разбитой оконной раме» [Мнацаканян А. Сложнее смерти // Общая газета, 1995, 26 января].
Более того, когда от снарядов и бомб стали рушится перекрытия подвала, вся эта группа из 19 пленных солдат Майкопской бригады была выведена из руин Совмина, никто из них (а других в том здании и не было) не был там «распят» и «вывешен в окнах». Их перевели в подвал парикмахерской на Минутке, где беседу с ними записал на видеокамеру журналист НТВ Вячеслав Грунский, и его репортаж прошел в программе «Сегодня» 16 января 1995 года. Также известно, что все солдаты из этой группы впоследствии были освобождены.
Но кого интересуют факты, если нужны именно мифы? И их продвигали не только журналисты типа «моздокского фронтовика» Леонтьева, но и, например, генерал Лев Рохлин. В одном из интервью он тогда заявил, что «когда мы брали это здание (Совмин. – В.В.), там в каждом окне висел мертвый или раненый наш боец. Почему об этом не говорят правозащитники?» [Аргументы и факты, 1995, № 5, с.2.] «А в здании Совмина в каждом окне дудаевцы вывесили трупы наших солдат» – это уже из интервью генерала военному журналисту Асташкину [Асташкин Н.С. По волчьему следу. Хроники чеченских войн. М., 2005, с. 132]. Схожие слова Рохлина привел в своей книге и другой военный журналист, капитан 2-го ранга Андрей Антипов: «Дудаевцы пошли на самый коварный и подлый шаг. Накануне штурма они вывесили в окнах Совмина трупы наших солдат. На это было трудно смотреть» [Антипов А.В. Лев Рохлин. Жизнь и смерть генерала. М., 1998, с. 189]. Но вот что примечательно: далее этот же автор обильно цитирует «Рабочую тетрадь оперативной группы центра боевого управления 8-го гв. АК», «Журнал боевых действий», рапорты командиров, где поминутно расписаны как собственно штурм Совмина, так и предшествующие ему дни. Однако в тех документах нет ни слова ни о каких вывешенных в окнах телах или еще живых солдат. Но если бы нечто подобное действительно было, это просто невозможно не зафиксировать в документах! Более того, прямой обязанностью и особистов, и военных прокуроров было бы тогда провести дознание и, если факты подтвердились, возбудить уголовное дело. Но ничего этого сделано не было: нечего было проверять, поскольку не было и никаких распятых. Однако умело запущенный миф уже зажил своей жизнью, и в книгах о той войне его часто приводят как якобы неоспоримый факт…
Охота за «белыми колготками»
Незадолго до второй военной кампании в Чечне по российским экранам шумно прошел как бы художественный фильм Александра Невзорова «Чистилище», снятый по заказу и на деньги Бориса Березовского. Картина про штурм Грозного в декабре 1994-го – январе 1995 года, обильно сдобренная матерщиной, вышла громкой и красочной (в прямом смысле), но насквозь не соответствующей реальности. Одним из ключевых сюжетов той агитки стали эпизоды, где дамы из неких прибалтийских стран метко разили бойцов федеральных войск, отстреливая у них именно гениталии. Правда, собственно снайперскую пальбу Невзоров изобразил так: женщины хрупкой «конструкции» ведут огонь из тяжелых винтовок с рук, в положении стоя – в полный рост, торчат у всех на виду в оконном проеме. Попробуйте сами даже не пострелять, а просто подержать снайперскую винтовку Драгунова в вытянутых руках минут десять-пятнадцать (как в кино), выискивая в мощную оптику цель. Но вовсе не эти технические «мелочи» тут главное, а главное то, как удачно в самый разгар пропагандистской кампании подготовки новой войны был «залакирован» замшелый миф о злобных женщинах-снайперах из Балтии.
Штурм Грозного, фото Владимира ВороноваО воюющих против федеральных войск в Чечне снайпершах с прибалтийской «пропиской» разговоры пошли уже с декабря 1994 года. Внедрение мифа о том, что чуть ли не главная причина всех неудач российских войск – «белые колготки», воюющие на стороне дудаевцев снайперши из Литвы, Латвии и Эстонии, – одна из самых пикантных пропагандистских спецакций того времени. Кто ещё, как не иноземные «дамы с винтовками», смог тогда остановить неудержимый натиск танковых дивизий и «голубых беретов» Павла Грачева с «краповыми беретами» Виктора Ерина в придачу?
Раз они выступают на соревнованиях в обтягивающих бедра трико, то в них, мол, им удобно и …воевать
По всей видимости, зачали этот миф в ходе войны в Приднестровье: именно тогда слетевшиеся туда бравые «казаки» вдруг запричитали, что их наступающие цепи выкашивают женщины-снайперши из Прибалтики. Ни одной таковой никто из «очевидцев» и в глаза не видел, ни одной не было взято в плен или хотя бы найдено убитой на поле боя, но легенда зажила своей жизнью. Далее – везде: из траншей Тирасполя и Бендер всего лишь шаг до окопов Гагр и Гумисты, а там и до Чечни уже рукой подать. Само собой разумеется, что ясноглазые блондинки-снайперши из Прибалтики воевали только против российских войск или пророссийских сил. В Приднестровье – на стороне «румын», в Абхазии – на стороне грузин… Отчего снайперы – женщины, да еще с янтарных берегов Балтики? Как тогда уверяли прокремлевские СМИ, именно в Литве, Латвии и Эстонии якобы «скопилось» огромного количество бывших спортсменок – женщин-стрелков, которым позарез нужна работа «по специальности». Чаще всего при этом говорили про биатлонисток. Собственно «прибалтийские мотивы» расшифровывались легко: отношения Москвы с вновь обретшими независимость странами Балтии и тогда были достаточно натянутые, потому как бы само собой подразумевалось, что снайперши «оттуда» воюют везде, где только можно навредить Кремлю. По сути, классическая «черная пропаганда», один из элементов кампании против Литвы, Латвии и Эстонии в прокремлевской прессе. Почему эти снайперши изначально стали проходить под кодовым наименованием «белые колготки», которые возвели в символ, а не, скажем, синие чулки (впрочем, термин «белые чулки» поначалу тоже встречался, но не прижился), толком уже и не понять. Возможно, это просто результат полета фантазии конкретного автора придумки: «а назовем их вот так!..» Само присутствие такой детали женского туалета в окопе – уже свидетельство нарочитости, нелепости этой былины. Правда, были попытки объяснить такое название одеждой биатлонисток: раз они выступают на соревнованиях в обтягивающих бедра трико (или лосинах-легинсах), то в них, мол, им якобы удобно и …воевать, а что белые – так для зимней маскировки же! Хотя о какой маскировке «под снег» могла идти речь в Приднестровье летом 1992 года? Но миф есть миф, и коли уж один раз сказали, то пришлось держаться исходной версии – происхождения явно кабинетного, а не окопного. Во время абхазской войны заговорили было и про грузинских женщин-снайперш – уже в черных колготках. Однако меткие грузинки в черных колготках отчего-то не прижились, быстро сменившись теми, которые в белых колготках и с «прибалтийской пропиской». Не раз в ту пору довелось встречать в Абхазии «очевидцев», утверждавших, что именно такая их чуть не подстрелила, причем метила именно между ног. Ещё в Абхазии рассказывали, как в марте 1993 года латышские женщины-снайперы понесли огромные потери и уехали, вот потому, мол, их уже и не видно… При этом хотя ни один «очевидец» снайперш самолично не видел, зато точно знает (слышал), как их пачками брали в плен, насиловали, а потом привязывали к танкам (бронетранспортерам) – «и на кусочки, и следа не оставалось».
Разумеется, стоило начаться войне в Чечне, как соединения «белых колготок» с вильнюсской, рижской и таллинской пропиской незамедлительно обнаружились и там. Ещё 20 декабря 1994 года директор Федеральной службы контрразведки (ФСК) Сергей Степашин сообщил «Вестям», что в ходе очередного боя в руки оперативников попали два трупа снайперов и было установлено, что один труп – «лицо прибалтийской национальности». Позже директор Степашин в одном из интервью привел «уточненные» данные своего ведомства, согласно которым «порядка 40 женщин там воюют» [Актуальное интервью. Контрразведка в Чечне //Аргументы и факты, 1995, № 5, 01/02/1995].
По части распространения этого мифа среди первопроходцев тогда был и уже упомянутый Михаил Леонтьев. Вот пассаж из опубликованной им в январе 1995 года в газете «Сегодня» (в соавторстве с Марией Дементьевой) статьи «Грязная война против российской армии»: «Так в одной из частей вдруг снайпер стал «снимать» офицеров. Каким образом он пробирался в хорошо защищенный район, было совершенно непонятно. Наконец, солдату удалось снайпера выследить и подранить. След крови, из раны, завязанной в спешке, привел в подвал к беженцам, которых приютили военные. Среди них, выдавая себя за русскую, мирно жила и ходила «на работу» – на крышу – снайпер Лайма». Отметились и другие издания. «Подтверждается конкретными фактами и прибытие наемников из Прибалтики, – сообщал «Коммерсант». – В центральных районах Грозного были замечены женщины-снайперы – члены организации «Белый чулок». 12 декабря в Грозный прибыл отряд снайперов «Черный тюльпан»» [Ромашов Г. Он хату покинул, пошел воевать… // Коммерсант, 1995, 18 января]. Там, в статье «Коммерсанта», в Чечню отправились ещё и афганские моджахеды с… «Физулинского направления Карабахского фронта», которых «спецрейсом» перебросили в Грозный из Гянджи, и «Серые волки», и инструкторы «из Азербайджана, Афганистана, Турции, Пакистана», и десятки иноземных боевиков, которые «прошли подготовку по программе спецназа в Пакистане»… Уже и не «белые колготки», оказывается, а «Белый чулок» – и это целая организация! Которой приданы и отряд снайперов «Черный тюльпан», и «Серые волки», и даже спецназ Пакистана! Откуда все эти сведения? Оказывается, это «по информации ФСК Дагестана».
В самом начале войны основным поставщиком «белоколготочной» фактуры стал центральный орган Министерства обороны России – газета «Красная звезда». Сообщая про злодеяния «белых колготок», издание обычно ссылалось на источники не собственные, да даже не армейские, зато в одной из заметок проскочило, что к кому бы из военачальников, офицеров или бойцов ни обращался ее корреспондент, на вопрос о снайпершах из Балтии всегда получал ответ: «Слышать слышали, но конкретных фактов никаких». Что вовсе не помешало органу Минобороны подать статью под броским заголовком: «Прибалтийский след чеченской трагедии. В зону боевых действий слетаются разноплеменные «Дикие гуси». Ближе к Новому году новые «подробности», например, что «час действий прибалтийских «белых колготок» стоит 50 долларов» [Красная звезда, 1994, 27 декабря]. Никакого соответствующего бухгалтерского документа по «колготкам», пусть и самого завалящего, никто никогда так и не представил.
Уже названный выше военный журналист полковник Николай Асташкин в своей книге приводит шифротелеграмму, якобы направленную 31 декабря 1994 года «старшим оперативной группы Пограничных войск РФ – заместителем главнокомандующего Погранвойсками России» генерал-лейтенантом А. Щербаковым на имя заместителя председателя правительства Николая Егорова и министра обороны РФ генерала армии Павла Грачева. В пункте №2 документа на полном серьезе значится: «Статус особого подразделения имеет формирование «белые колготки», состоящее из женщин-снайперов из Прибалтики. Ежесуточно им выплачивается по 1 тыс. долларов США и 1,5 тыс. долларов за каждого убитого российского офицера дополнительно» [Асташкин Н. С. По волчьему следу, с. 120]. Но, как пишет дальше полковник Асташкин, «Грачев и слышать не хотел о каких-то там наемниках, «белых колготках» и прочей нелепице» [Там же]. Наверное, у Павла Грачева были веские основания игнорировать эту «информацию», и точно, что у него имелись возможности досконально проверить её. Но «Красная звезда» продолжала сообщать, как накрыли минометным огнем снайпера и затем обнаружили еще живую белокурую девушку, а «со временем удалось установить и ее прибалтийскую «прописку»…
По следам Милиты Транкаутене
Все подобные «конкретные факты» выдавались на-гора натужно: ни имен, ни фамилий, ни адресов и явок – вообще ничего. Имена, впрочем, порой звучали, обычно называлось одно и то же – «Лайма». Когда же вдруг называлось не только имя, но ещё и фамилия, за этим всегда следовал конфуз. Так, в марте 1995 года правительственная газета «Российские вести» выдала сенсацию: в Чечне наконец захвачена снайперша, и ей оказалась «известная литовская спортсменка Милита Транкаутене». Представить «белую колготку» суду и общественности возможности так и не появилось, так как её якобы тут же выбросили из вертолета раненые офицеры, обнаружив на прикладе ее винтовки 18 насечек, а в карманах – 15 тысяч долларов. Журналисты «Московских новостей» предприняли тогда свое расследование, прочесав всю Литву вдоль и поперек. «Известную спортсменку» искали везде: в адресных столах и Департаменте физкультуры и спорта, в Министерстве охраны края и Добровольческих силах национальной обороны. Попутно опросили всех литовских экспертов и знатоков стрельбы и биатлона. Итог изысканий: ни спортсменки, ни даже вообще какой-либо «Милиты Транкаутене» в Литве вообще не обнаружено. Журналисты из «Московских новостей» на этом не успокоились, продолжив свои поиски в Латвии и Эстонии – с тем же нулевым результатом. Обратились в Центр общественных связей (ЦОС) тогда еще ФСК, но его руководитель Александр Михайлов заявил, «что ему об этом ничего не известно», да и вообще «о Милите Транкаутене он слышит впервые» [Афанасьева Г., Какоткин А. «Утка» в белых колготках // Московские новости, 1995, № 11]. «Милита Транкаутене» оказалась мифом. Свои поиски «белых колготок» предприняла и собкор «Комсомольской правды» в Таллине Галина Сапожникова. В феврале 1995 года она тоже опросила массу людей: спортсменов, руководство Эстонского стрелкового союза, директоров охранных фирм, добралась даже до «Кайтселийта» – добровольческого Союза обороны Эстонии – и до добровольческой дружины егерей. Следов того, что эстонки едут воевать в Чечню, обнаружить не удалось. Руководители частных охранных предприятий недоуменно пожимали плечами: для них вообще, как оказалось, проблемой было отыскать в республике кого-то, кто имел профессиональные или хотя бы спортивные навыки стрелка. Все спортсменки-профессионалки были наперечет, а молодых девушек-стрелков и вовсе не оказалось, ибо «не хотят эстонки больше заниматься этим видом спорта» [Сапожникова Г. «Белые колготки» напрочь расползлись… // Комсомольская правда, 1995, 16 февраля].
Штурм Грозного, фото Владимира ВороноваНо вот однажды, уверял в своей книге полковник Асташкин, установили даже точный адрес этих фурий: «6 января 1995 года военные контрразведчики провели опрос беженцев, во время которого выяснилось, что с началом ведения боевых действий в Грозном боевики Дудаева активно используют женщин-снайперов из так называемого батальона «белые колготки», сформированного из прибалтийских биатлонисток». Но самое главное, «уроженец столицы Чечни Дмитрий Потапов сообщил, что часть из них базировалась в микрорайоне «Сахалин» по улице Малгобекской в доме № 4. По внешнему виду и разговору – это эстонки, маскирующиеся под санитарок, радисток и так далее» [Асташкин Н. С. По волчьему следу, с. 199]. «При опросе беженцев из Чечни, – продолжал полковник Асташкин, – были получены данные о том, что среди литовских женщин-снайперов (вот, а тут страшные эстонки легким движением пера превращаются уже в литовских женщин! – В.В.) в подразделении «белые колготки» находятся несколько осетинок, которых используют в качестве свидетельниц убийств русских военнослужащих. Каждой из снайперш придается по две свидетельницы, они фиксируют результаты стрельбы своих подопечных по живым мишеням: жизнь солдата оценивается в 500 долларов, а офицера, в зависимости от воинского звания, – от 1000 до 1500 «зеленых» [Там же]. Итак, «белые колготки» – это уже штатное воинское подразделение, каждая снайперша которого в обязательном порядке работает с двумя свидетельницами-осетинками, которые «фиксируют результаты стрельбы».
По указанному адресу действительно была «база», где и в самом деле жили женщины «европейской национальности», а именно – три журналистки
Далее он же цитирует оперативные сводки, которые ему предоставили особисты из Управления ФСБ по Северо-Кавказскому военному округу: «В поселке Ташкала Старопромысловского района города Грозного в общежитии нефтеперерабатывающего завода имени А. Шерипова расположена база женщин-наемниц из Прибалтики («белые колготки»)»; «<…>В парфюмерном магазине, расположенном па пересечении улиц Моздокская и Деловая, проживают 3 женщины из подразделения «белые колготки», говорящие с прибалтийским акцентом»; «…На улице Ульянова проживает Наталья Скворцова – снайпер подразделения «белые колготки», в период боевых действий участвовала в операциях по уничтожению российских военнослужащих, имеет на руках оружие. В настоящее время проживает с чеченцем, бывшим боевиком»; «…В город Серноводск ожидается переброска группы женщин-снайперов из так называемого «женского батальона» Мадины Басаевой (родственницы Шамиля Басаева), который ранее назывался «белые колготки» [Там же]. Никакой «Натальи Скворцовой с улицы Ульянова» никто тоже так никогда и не представил, что не помешало полковнику подробно описать тактику действий «белых колготок», правда, уже не по неким «оперативным сводкам», а со слов «очевидцев»: «Эти наемницы, которых язык не поворачивается назвать женщинами, убивали наших бойцов и офицеров с особой жестокостью. Сначала подранят солдата, скажем, в бедро – он лежит, дергается, а снайперша ждет, пока за ним приползут товарищи, чтобы вытащить его с поля боя, и вот тогда уж она начинает убивать одного русского солдата за другим». Расписал, как «одна из снайперш, по имени Марина» устроила охоту за одним из офицеров, но – «не достала: наш снайпер уничтожил наемницу. <…> Как же нужно ненавидеть россиян, чтобы вот так запросто взять в руки снайперскую винтовку и уничтожать их цинично и хладнокровно, за доллары?! До сих пор подобное было свойственно только одной профессии на земле – профессии палача. Но чтобы палачом стала женщина? Такого мир еще не знал» [Там же, с. 200].
«Эстонки» с Малгобекской
Но где в этом описании факты – где тела, имена, документы? А ведь удача, оказывается, была так близка. «Красная звезда» в материале «Нашим войскам противостоят алчные и жестокие наемники» извещала: «В Грозном, на улице Малгобекской, 4, была создана целая база, где размещались и откуда уходили на свободную охоту женщины-снайперы из Эстонии, других прибалтийских государств. Из них создали целое подразделение, которое трудно понять почему, но назвали «белые колготки» [Красная звезда, 1995, 24 января]. Вот она, та самая Малгобекская, 4, вот она, та самая база «белых колготок» – эстонских! Тогда же про эту «эстонскую базу» с улицы Малгобекской синхронно и дружно заговорили и правительственные телеканалы. Только мифы как раз тем и хороши, что обтекаемы, расплывчаты и неконкретны, что их нельзя пощупать руками или проверить, потому и не стоило тогда называть точный адрес. Поскольку по указанному адресу действительно была «база», где и в самом деле жили женщины «европейской национальности», каждый день уходившие на «свободную охоту», а именно – три журналистки: Галина Ковальская, Ирина Дементьева и Марина Перевозкина. Но однажды из-за сильного обстрела они так и не смогли вернуться на свою «базу», а вскоре квартал заняли федеральные войска и особисты, видимо, тут же кинулись проверять, как мы теперь знаем, показания того самого «уроженца столицы Чечни», который и сообщил про «эстонскую базу» в доме №4 по улице Малгобекской. Как рассказывала тогда сама Марина Перевозкина, на квартире остались их рюкзаки с их личными вещами… Но вот белых колготок, добавила она, у них точно не было. Можно представить, сколь неописуема была радость оперативников, наткнувшихся на эти сокровища, так ведь там должен был ещё и журналистский бронежилет валяться, который женщины тогда с собой не взяли. И вот, спустя 10 лет целый полковник с полной уверенностью продолжает ретранслировать ту байку про эстонскую базу на Малгобекской, 4…
Бои в Грозном, 26 января 1995 годаПосле такого провала, казалось бы, стоило тему приглушить. Но нет. «Красная звезда» помещает огромный материал про подразделение «Летучий голландец» – некую специальную группу федеральных войск по борьбе со снайперами. Один из бойцов этой группы даже рассмотрел лицо стрелка противника: «Именно этот человек учил его азам стрелкового дела, сделал из него кандидата в мастера спорта… Эх, Лидия Андреевна, Лидия Андреевна! Вот и встретились… Спасибо, научила стрелять без промаха, да, видно, на свою же голову… До этого старшина Осипов в существование «белых колготок»… верил слабо. А тут, в Чечне, столкнулся «прицел в прицел»» [Красная звезда, 1995, 15 февраля]. Раз пошли уже «Лидии Андреевны», то «Лаймы», видимо, закончились? Но и про «Лидию Андреевну» никто ничего не узнал и никаких документов или фотографий не увидел. Потом будут сообщать ещё и о взятой в плен «матери двоих детей», на прикладе винтовки которой «было 20 засечек» [Красная звезда, 1995, 20 апреля]. Тоже никаких имен, документов, фотографий, да и сама «пленная» испарилась.
Биатлонисты и флористы
Весной 1995 года автор, работавший в газете «Собеседник», решил выяснить вопрос в инстанции, которая, казалось бы, точно должна была владеть информацией на эту тему, – в ФСБ. Но на официальный письменный редакционный запрос редакция ответа так и не дождалась. Правда, заместитель начальника ЦОС ФСБ Владимир Томаровской сообщил в разговоре, что контрразведка фиксировала присутствие женщин-снайперов из стран Балтии в чеченских формированиях. Но каких-либо документальных данных г-н Томаровский предоставить редакции не смог, откровенно признав, что ими его ведомство не располагает. По словам чиновника, были, мол, обнаружены убитые женщины-снайперы явно прибалтийского происхождения. Но вопрос, как определялось «прибалтийское происхождение», остался без ответа. Спросил тогда же чиновника госбезопасности, отчего общественности так и не предъявлены хотя бы снимки или видеосъемки этих убитых женщин-снайперов, на что услышал: это не было сделано «по этическим соображениям».
Москва не особо стремилась развивать стрелковые виды спорта в этих «ненадежных» республиках, где ещё памятны были «лесные братья»
Тогда же редакция провела и своё мини-исследование: сделали запросы в представительства Литвы, Латвии и Эстонии, через коллег в Вильнюсе, Риге, Таллине попытались разузнать об известных (и не очень) стрелках и биатлонистах, спортсменах и спортсменках из этих республик. Не может же так быть, чтобы в этих небольших странах десятками исчезали молодые женщины-спортсменки, ведь родные и близкие непременно начнут волноваться, станут искать, поползут слухи, поднимется шум… Ничего: никто не пропадал, не исчезал, никого не искали. Ни единого факта присутствия в воюющей Чечне граждан этих республик, будь то спортсмены или не спортсмены. Да и вообще спортсменов-стрелков, как оказалось, там кот наплакал – и женщин, и мужчин. Поднял списки призеров и участников чемпионатов – СССР, мира и Европы, всплыло несколько имен биатлонистов или стрелков из этих трех стран, совсем немного, по пальцам можно было счесть. Но все были на виду, все к тому времени покинули спорт и ни к какой стрельбе больше никакого отношения не имели, кто-то занялся туристическим или спортивным бизнесом, кто-то – флористикой… Никто не исчез, никто не погиб – кроме биатлонистки Анне-Ли Овийр из Таллина, бронзового призера чемпионата СССР 1983 года: 28 сентября 1994 года она стала жертвой крушения парома «Эстония».
Стрелки и биатлонисты из Прибалтики ещё и потому были наперечет, что в советские времена в этих «ненадежных» республиках, где ещё памятны были «лесные братья», Москва не особо стремилась развивать стрелковые виды спорта. И хотя в эстонском городе Отепя тогда был всесоюзный тренировочный центр биатлонистов, тренировались там спортсмены из других союзных республик.
Тогда же довелось проконсультироваться и с российскими специалистами по стрелковому делу, которые внятно разъяснили: снайпер – товар штучный, который готовили не ДОСААФ и массовые спортивные общества, а ограниченный круг конкретных ведомств: КГБ, спецподразделения МВД, Минобороны. Все эти люди известны, все состояли (и состоят) на спецучете, у каждого – свой почерк, да и незаметно «прошвырнуться» на войну «подзаработать» они никак не могли. Что же касаемо спортсменов, то к настоящей боевой снайперской стрельбе они отношения не имеют. Что, кстати, позже подтвердили и биатлонисты, спортсмены и тренеры, с которыми довелось много общаться во время командировок на соревнования по биатлону. Не упустил возможности поговорить с ними и на эту тему, и был, что называется, поднят на смех. «Между стрелком-спортсменом и снайпером, как говорят в Одессе, две большие разницы, – пояснили мне, – а уж между биатлонистом и боевым стрелком – и вовсе пропасть…» Стрельба из малокалиберной винтовки на биатлоне – стоя или лежа (на специальном коврике), на смешной (применительно к боевым условиям) дистанции 50 метров, в тепличных условиях стадионного стрельбища – где пули над головой не свистят, артиллерия и авиация по тебе не бьет, минных полей нет и вместо снайперов противника тебя «выцеливают» лишь судьи, фото- и телерепортеры – всё это вообще не имеет ни малейшей связи с реальной боевой подготовкой. Опровергли специалисты и версию, что по чисто физиологическим причинам женщины якобы гораздо более меткие стрелки, нежели мужчины: никаких особых преимуществ в стрельбе перед мужчинами у женщин нет, скорее даже наоборот.
Чеченский флаг над разрушенным президентским дворцом в Грозном, 7 сентября 1995 года…И вот так – всю первую войну: ни единого факта, ни одного документа, ни одной живой или мертвой «белой колготки», только умело пущенная в оборот легенда явно пропагандистского характера и спецслужбистского происхождения. Авторство этого «активного мероприятия» особо и не скрывалось: в качестве главных пропагандистов поначалу регулярно и открыто выступали ответственные чины госбезопасности – вплоть до тогдашнего руководителя Лубянки Сергея Степашина. Но акцию надо признать успешной: миф о «белых колготках», – которых никто и никогда самолично нигде не видел, не щупал, в плен не брал и не допрашивал, – стал восприниматься уже как реальность. Неудивительно, что во время начавшейся в 1999 году новой чеченской кампании этот рукотворный миф обрел новое дыхание. И снова новостные сводки заполонили сообщения про «хрупкую невысокую женщину, работавшую снайпером в районе аэропорта Северный в Грозном», на снайперской винтовке которой «оказалось пятнадцать насечек. По числу убитых солдат», а уж «навыки стрельбы и оружие у бывшей спортсменки-биатлонистки были великолепными», хотя это и была «невысокая миниатюрная светловолосая женщина, лет двадцати пяти». Дальше всё по известному сценарию: «Отойди, командир, не мешай, – прохрипел кто-то из солдат. И разведчики потащили снайпершу за ноги к замаскированным в овраге БМПешкам. Взревели двигатели и…»
Разве лишь теперь к вареву «белых колготок» из Прибалтики спецпропагандисты стали добавлять ещё и украинские специи: «Отчаянно действовали девушки-снайперы из Полтавы и Николаева, – на полном серьёзе утверждал генерал Геннадий Трошев, – не одного российского бойца уложили из своих винтовок» [Трошев Г.Н. Моя война. М., 2001, с. 352]. И сценарий везде один и тот же, и детали идентичные, так ведь и доказательства – такие же, то есть – никаких. Да и какие могут быть доказательства, если финал всегда один и тот же: привязали к БТРам (БМП, танкам… – нужное подчеркнуть) – и взревели моторы… Позже из всех этих старых распиаренных фальшивок столь же «естественным» (то есть чисто кабинетным) образом выросли новые – «распятые мальчики» и «мальчики-мишени» с «убитыми снегирями» в придачу.
«Мы можем найти вас где угодно»: чеченские эскадроны смерти преследуют Европу | Чечня
Зелимхан Хангошвили долгое время жил на краю. Он пережил несколько лет партизанской войны против российских войск в Чечне в начале 2000-х годов. Он пережил покушение в столице Грузии Тбилиси в 2015 году, когда несколько пуль попали ему в руку и плечо. Он пережил период проживания в Украине, где ему сообщили о другом запланированном нападении, и он скрылся.Наконец, он прибыл в Германию в конце 2016 года и вздохнул с облегчением.
«Думаю, здесь он чувствовал себя намного безопаснее. Он думал только о том, чтобы построить в Германии светлое будущее, в том числе и для детей, а не о драках или возвращении туда », — сказала Манана Цатиева, бывшая жена Хангошвили, которая живет в Германии с их четырьмя детьми.
Но именно здесь, в центре Европы, Хангошвили наконец встретил свою смерть. В конце прошлого месяца, вскоре после того, как он ушел из дома, чтобы пойти в мечеть, , в берлинском районе Кляйнер Тиргартен к нему подошел мужчина и дважды выстрелил ему в голову.Он умер сразу.
Подозреваемый в убийстве, задержанный полицией вскоре после того, как был замечен бросающим в реку парик и пистолет, до сих пор хранил молчание. Он путешествовал по российскому паспорту, очевидно, выданному под фальшивым именем, что усиливало подозрения о нападении по заказу российских спецслужб или поддерживаемого Кремлем лидера Чечни Рамзана Кадырова.
Зелимхан Хангошвили, бывший командир чеченских сепаратистов, застрелен в Берлине в августе.Кто бы ни заказал убийство, это убийство еще раз подчеркнуло опасное положение тысяч чеченцев в Европе, которые опасаются возмездия из дома, но не могут получить убежище.Германия отклонила просьбу о предоставлении убежища для Хангошвили и его семьи и проигнорировала просьбу о предоставлении ему защиты из-за угроз его жизни.
Хангошвили стал последним в череде убийств за последнее десятилетие, в ходе которых повстанцы и другие враги Кадырова были застрелены, где бы они ни прятались.
В 2009 году в Вене был застрелен бывший телохранитель Кадырова Умар Исраилов, который публично заявил, что лично подвергался пыткам со стороны Кадырова.В том же году в Дубае был застрелен политический соперник Кадырова Сулим Ямадаев. Местная полиция обвинила чеченского политика, близкого к Кадырову, в поставке орудия убийства. За последнее десятилетие в Стамбуле было убито полдюжины видных чеченцев, и турецкие власти полагают, что в этом замешаны российские спецслужбы. А на Украине, где чеченцы присоединились к добровольческим батальонам, сражающимся с пророссийскими силами, чеченская боевика Амина Окуева была убита из засады на своей машине в 2017 году.Ее муж и командир батальона Адам Осмаев был ранен, но выжил. Ранее на этих двоих напал чеченский киллер, выдававший себя за французского журналиста из Le Monde , который пришел, чтобы взять у них интервью.
Чечня при Кадырове стала одним из самых зловещих очагов нарушения прав человека в мире. Сын бывшего борца за независимость, перешедшего на другую сторону, Кадыров использовал российские деньги, чтобы восстановить республику из руин войны, и получил полную свободу действий, чтобы править так, как ему заблагорассудится, в обмен на клятву верности Владимиру Путину.В последние годы его силы безопасности провели внесудебные облавы на широкий круг групп, включая подозреваемых боевиков, критиков правительства, тех, у кого была неправильная борода, или тех, кого подозревали в принадлежности к геям. Существует множество свидетельств того, что его силы применяли пытки.
В отличие от Хангошвили, большинство недавних чеченцев, прибывших в Европу, не имели ничего общего с бывшим повстанческим движением, а вместо этого бежали от угроз и пыток, покидая свои дома в крайнем случае.Но, как и Хангошвили, большинство из этих людей изо всех сил пытаются получить убежище на фоне растущей враждебности к миграции в Западной Европе, особенно к миграции мусульман.
В Германии, Польше и других странах ЕС несколько тысяч чеченцев находятся в состоянии правовой неопределенности и рискуют депортацией обратно в Россию, несмотря на то, что у них есть ходатайства о предоставлении убежища, которые должны быть учебниками: жертвы пыток с реальными угрозами их жизни и их семьям. Совершив трудный путь в Западную Европу, их часто называют экономическими мигрантами или потенциальными радикальными исламистами и просят вернуться домой.
Тумсо Абдурахманов, критик чеченского правителя, скрывается в Польше. Фотография: Франческа Эбель / APДля многих чеченских беженцев испытания начинаются в Бресте, белорусском городе недалеко от границы с Польшей. Это самое близкое к тому, что чеченцы, у которых обычно есть российские паспорта, могут попасть в ЕС без визы. Каждое утро из Бреста до границы с Польшей отправляется поезд, на борту которого обычно находится около 200 чеченцев. Они обязаны путешествовать в отдельном вагоне от других пассажиров.
На границе польские охранники выбирают не более одной семьи в день, которой они позволяют подать прошение о предоставлении убежища; остальные просто отправляются обратно тем же поездом. Ранее этим летом чеченец в отчаянии перерезал себе вены на границе: его наградой стала печать в паспорте, автоматически лишающая его возможности дальнейших попыток, сказала Энира Броницкая, белорусский правозащитник.
Аюб Абумуслимов и его семья пять месяцев жили в холодной и сырой квартире в Бресте, несколько раз в неделю ездя на поезде в надежде получить убежище.Абумуслимов бежал из Чечни после исчезновения его брата Апти из города Шали в январе 2017 года. Апти был похищен вместе с соседом и доставлен в местное отделение милиции. Больше его никто не видел. Многие другие люди исчезли одновременно, и Апти фигурирует в списке из 27 человек, опубликованном российской газетой Новая газета , как потенциальные жертвы внесудебной казни, совершенной местными правоохранительными органами.
Проблемы у остальных членов семьи начались, когда они начали писать жалобы на случившееся.В июне 2017 года, по словам Абумуслимова, его машину остановили люди в штатском, и его посадили в заднюю часть другой машины. Его доставили в неизвестное место, где его держали и пытали более двух месяцев.
Абумуслимов описал простые избиения, а также более жестокое обращение, в том числе электрошок. Самым худшим, по его словам, была соляная пытка, когда его руки и ноги были скованы наручниками, а в рот залито большое количество соли. Когда он был на грани удушья, ему давали выпить воды, вызывая сильную боль, когда соль проходила через его тело.
Протестующие держат портреты Зелимхана Хангошвили перед посольством Германии в Тбилиси, Грузия, после его смерти в прошлом месяце. Фото: Зураб Курцикидзе / EPA«Они хотели, чтобы я подписал форму, в которой говорилось, что мой брат воевал в Сирии, и у нас нет жалоб на правоохранительные органы. Я отказался », — сказал он. Его мучители были одеты в официальную полицейскую форму, хотя все, кроме двоих, были в масках. Его освободили более чем через два месяца.
Проверить подробности утверждений Абумуслимова о пытках невозможно, но они совпадают с огромным количеством подобных историй от чеченцев, которым не повезло оказаться в руках сил безопасности Кадырова.Мария Ксиняк, психолог, которая сейчас лечит Абумуслимова, сказала: «У него все признаки человека, перенесшего серьезную травму».
После освобождения Абумуслимов и его большая семья бежали из Чечни в Брест с целью попасть в Западную Европу. Им потребовалось пять месяцев и 40 поездок на поезде, прежде чем польские пограничники наконец разрешили им подать заявление о предоставлении убежища. Но даже в Польше он был небезопасен.
Пока польские власти обрабатывали их иск в городе Бяла-Подляска, Абумуслимов дал интервью средствам массовой информации о тяжелом положении своей семьи.Вскоре после этого, когда он выходил из супермаркета в городе, подъехала машина с тремя людьми внутри. Его пытались затащить на заднее сиденье, но он сопротивлялся, бросил покупки и убежал.
«Через пару дней мне позвонили с российского номера и чеченский голос сказал:« Вы думали, мы не найдем вас в Польше? Мы найдем вас где угодно ». Семья сбежала в Германию, где они подали новое ходатайство о предоставлении убежища, но до сих пор им было отказано из-за правила, согласно которому соискатели убежища должны подавать заявление в« первой безопасной стране », что, по мнению властей Германии, быть Польшей.
Есть много чеченцев с похожими историями, которые не говорят публично из-за страха репрессий против своих семей в Чечне, но Абумуслимов сказал, что он и его семья хотят предать огласке, потому что они отказываются быть запуганными и хотят добиться справедливости для Апти. . Они также возбуждают дело против России в Европейском суде по правам человека.
«Самые невероятные нарушения ежедневно происходят в Чечне, это, безусловно, худшее место в Европе с точки зрения нарушений прав человека, но поскольку Кадыров заставляет замолчать жертв насилия, мы получаем много информации и доказательств того, что мы не можем использовать, потому что если мы это сделаем, вся семья будет атакована », — сказала российский правозащитник Екатерина Сокирянская.
Амина Окуева, которая погибла в засаде в Киеве, Украина, в 2017 году, вместе со своим раненным мужем Адамом Осмаевым, командиром батальона.Дело Тумсо Абдурахманова дает редкое задокументированное представление о том, как режим Кадырова угрожает чеченцам в Европе. Абдурахманов работал в телекоммуникационной компании в Грозном, Чечня, когда, по его словам, он был задержан как подозреваемый в радикале из-за своей длинной бороды. Власти настаивали на том, что он отправился воевать в Сирию, но это утверждение, по его словам, является ложным.Он сбежал в Грузию, а затем в Польшу, где завел видеоблог, осуждающий режим Кадырова. Его видео на YouTube собрали тысячи просмотров, и вскоре ему позвонил Магомед Даудов, правая рука Кадырова, широко известный в Чечне по прозвищу Лорд. Абдурахманов записал звонок и разместил запись в сети.
Зная, что Абдурахманов находится за границей и у него много последователей, Господь не стал сразу прибегать к угрозам. Вместо этого он пообещал, что они могут открыто обсудить проблемы, и уговорил его вернуться в Чечню, чтобы помочь Кадырову, которого Господь назвал «падишахом» или «императором».
Поскольку ему не удалось продвинуться вперед, лорд еще больше разозлился, требуя сообщить адрес Абдурахманова в Польше. Позже он публично объявил блогеру «кровную месть». Позже семья Абдурахманова, вернувшаяся в Чечню, была заснята в сельской мечети с разоблачением их родственника, и это видео было размещено в Интернете. «Если они хотят, пусть убивают его или делают с ним, что хотят. Мы собрались здесь сегодня, чтобы объявить, что мы больше не несем за него ответственности », — сказал один из его родственников на записи, которая, по мнению Абдурахманова, была сделана под принуждением.
«Я знаю, что за мной охотятся. Они ищут меня, поэтому, конечно, я принимаю меры, чтобы обезопасить себя », — сказал Абдурахманов во время звонка по Skype из неизвестного места в Польше. Польские власти признали, что его жизни в России угрожает опасность, и предоставили убежище его жене и троим детям. Но они отклонили его требование по соображениям национальной безопасности. Доказательства, мотивирующие решение, засекречены.
«Я не могу защитить себя от обвинений, потому что не знаю, в чем меня обвиняют.Меня вообще не допрашивали; с властями не было ни одной дискуссии », — сказал он, отказавшись назвать свое местонахождение, за исключением того, что он часто переезжал. Он сказал, что сейчас скрывается как от чеченских убийц, так и от польских властей, будучи уверенным, что, если они задержат его и депортируют в Россию, он будет убит.
Представляется возможным, что европейские органы по вопросам убежища полагаются на обвинения России в террористической склонности при отказе в предоставлении убежища. Это правда, что за последние годы сотни чеченцев стали радикальными, некоторые из них присоединились к Исламскому государству и даже заняли руководящие должности в этой группировке.Верно и то, что чеченские и российские власти использовали обвинения в радикальном исламизме в качестве предлога для ареста или пыток людей.
«Это очень сложная ситуация, но мы получаем случаи, когда люди явно нуждаются в убежище и получают отказ», — сказала Сокирянская.
Цатиева, бывшая жена Хангошвили, надеется, что его убийство может, наконец, побудить власти Германии положительно оценить ее ходатайство о предоставлении убежища и ходатайство ее детей. «Это очень трудное время для меня и детей.Мы опасаемся того, что может произойти дальше, и до сих пор нет решения относительно нашего убежища в Германии ».
Ксинак, который лечил чеченцев и других жертв пыток более двух десятилетий, сказал, что устранение угрозы депортации для травмированных беженцев было лучшим способом помочь им выздороветь и интегрироваться. «Когда наконец предоставляется защита пережившим пытки, страхи, которые преследовали их, постепенно исчезают. Доверие и семейные отношения улучшаются, а затем следует социальная интеграция. Но если они живут в постоянном страхе, им очень трудно выздороветь.
Беспокойная история ЧечниИстория Чечни за последние три десятилетия была одновременно трагичной и запутанной, поскольку первоначальная борьба за независимость от России в 1990-х годах носила фрагментарный характер.
Когда Владимир Путин впервые пришел к власти в России в 1999 году, он начал вторую чеченскую войну своей безжалостной воздушной кампанией. Россия вернула себе контроль над регионом, но ужасной человеческой ценой.
Кремль поставил во главе региона перешедшего на сторону мятежника Ахмада Кадырова.После того, как он был убит в 2004 году, его сын Рамзан взял на себя управление Чечней и с тех пор руководит ею, восстановив регион за счет московских рублей и получив полную свободу действий для создания правовой серой зоны, где его слово — закон и процветает культ личности.
Раскол повстанцев: сторонники светской независимой Чечни в основном перебрались в Европу, а оставшиеся повстанцы стали более исламистскими и использовали террористические методы. К 2007 году чеченские боевики переименовали свое движение в «Кавказский эмират», стремясь принять законы шариата во всем регионе, а затем вступив в союз с «Исламским государством».Кадыров использовал это, чтобы изобразить всю оппозицию ему как радикального исламиста.
С годами его силы безопасности действуют все более безнаказанно против его реальных и предполагаемых врагов.
Грозный сегодня не узнать из разрушенного каркаса города, оставшегося после двух войн: новые блестящие многоэтажки освещены неоновой подсветкой, а центральная улица называется проспектом Путина. Портреты Кадырова и его убитого отца украшают многие здания, и парад западных знаменитостей посетил и выразил свое восхищение Кадыровым.Но за фасадом царит атмосфера страха.
Washingtonpost.com: Специальный отчет по России
Избранный рассказРоссияне попали в колонну Красного Креста Дэвид Хоффман
Вашингтон пост дипломатической службы
Воскресенье, 31 октября 1999 г .; Стр. A31
МОСКВА, 30 октября. Международный комитет Красного Креста подтвердил сегодня, что российские военные самолеты нанесли удар по колонне мирных жителей в Чечне в пятницу, в результате чего 25 человек погибли и 70 получили ранения.
В заявлении из Женевы говорится, что в колонну входили машины чеченского отделения Российского Красного Креста, и что пять машин в колонне были четко обозначены эмблемой Красного Креста. Красный Крест сообщил, что машины возвращались через чечено-ингушскую границу, закрытую русскими.
Заявление Красного Креста является первым подтверждением нападения на мирных жителей, которое Россия отрицает с момента появления первых сообщений в пятницу. Красный Крест, ссылаясь на подтверждение своих местных сотрудников, заявил, что ракета, выпущенная с российского военного самолета, ударила по грузовику, в результате чего два сотрудника Красного Креста погибли и третий серьезно пострадал.По сообщению агентства, находящиеся поблизости автомобили также подверглись обстрелу.
Атака была покрыта противоречивыми аккаунтами. Чеченский чиновник Рамсан Абуев сообщил агентству Reuters, что около 40 беженцев погибли и еще 100 получили ранения, когда их колонна попала под обстрел возле села Шами-Юрт к западу от Грозного, столицы Чечни. По его словам, было уничтожено шесть машин. Рейтер также процитировал медсестру, которая сказала, что видела нападение.
В пятницу и сегодня российские военные отрицали факт нападения на гражданскую колонну.В пресс-службе ВВС России заявили, что военные самолеты были нацелены на грузовики с чеченскими боевиками и оружием. Русские заявили, что грузовики были атакованы на шоссе к западу от Грозного, потому что «штурмовые винтовки» были обстреляны по истребителю Су-25. В ВВС заявили, что два грузовика были уничтожены.
Обе стороны ведут ожесточенную пропагандистскую войну, что затрудняет установление истины о боевых действиях в Чечне. Минобороны России заявило сегодня, что чеченские боевики взрывают собственные дома, «чтобы это выглядело как российские авиаудары.«Русские также подтвердили сегодня свое заявление о том, что они наносят удары только по« исламским боевикам »и« террористам », но больницы переполнены жертвами среди гражданского населения в результате месячного военного нападения на сепаратистских партизан.
Бои продолжились сегодня вокруг Грозного и второго по величине города Чечни, Гудермеса. По сообщениям российского телевидения, военные силы находились за пределами Гудермеса, но пока не планировали захват города.
Российские истребители Су-24 и Су-25 продолжали обстреливать Грозный, совершив за прошедший день 50 самолето-пролетов, заявили российские военные.Они утверждали, что бомбили завод электроники, и поступали сообщения о сильном взрыве в результате бомбардировки Грозненского нефтеперерабатывающего завода.
Россия, похоже, осаждает Гудермес и Грозный, обрушивая воздушные бомбардировки и артиллерийский огонь и окружая оба города, но пока не беря их улицу за улицей. В таких городских боях российская армия пять лет назад понесла тяжелые потери в первой чеченской войне.
В сообщениях из Грозного говорилось, что большинство людей покинули город, а те, кто остался, скрылись в подвалах при звуке приближающихся самолетов.
Россия в последние дни закрыла границу между Чечней и Ингушетией, крошечным западным соседом Чечни, и беженцы, спасающиеся от боевых действий, остановились там. Обещание открыть границу в пятницу не было выполнено.
© 1999 The Washington Post Company
Вернуться к началу
За историей: воля к борьбе с Россией: мощный, глубоко ощущаемый национализм и более чем столетние преследования со стороны Москвы сделали чеченцев маловероятными.
ВЕДЕНО, Россия —В Чечне самые любимые герои — трагедия.
Пожалуй, самым уважаемым чеченцем всех времен был одноглазый, однорукий, одноногий воин по имени Байсамгур из Беноя. История Байсамгура, имя которого чеченцы часто упоминают в наши дни, помогает объяснить, почему чеченские боевики-мусульмане не сдались, несмотря на четырехмесячные обстрелы со стороны могучей российской армии.
В 1859 году, во время последней битвы 40-летней войны России за завоевание непокорного Кавказского региона, царские войска осадили крепость в Дагестане, где были забаррикадированы последние чеченские боевики.Байсамгур призвал своего старого друга Шамиля, этнического аварца, ставшего лидером чеченцев, никогда не сдаваться.
Но Шамиль, безнадежно уступавший в численности и вооружении, сдался. По легенде, когда он выезжал из крепости русским пленным, Байсамгур дважды крикнул: «Шамиль!» Но гордый генерал никогда не оглядывался.
Позже Шамиль объяснил, что среди чеченцев большой грех стрелять врагу в спину; Если бы он повернулся лицом к другу и попрощался, он знал, что Байсамгур застрелил бы его за предательство.
Сегодня чеченские повстанцы снова были изгнаны с опустошенных равнин у подножия Кавказских гор, и снова они отступили на скалистые холмы к юго-востоку от Грозного, где они разместили символический штаб в Ведено внутри крепости. построенный самим Шамилем. (Настоящее военное командование перемещается в секретное место в горах, чтобы избежать российских бомбардировок.)
Чеченские командиры настаивают на том, что повстанческий президент Джокар М. Дудаев все еще ведет войну, несмотря на признаки того, что бывший советский генерал потерял популярность среди истребители.
Некоторые чеченцы испытывают отвращение к Дудаеву за то, что он не смог заключить с Москвой сделку, которая позволила бы полностью избежать войны. Другие обвиняют его в том, что он клялся, что накопил огромный арсенал современного вооружения, в частности зенитные ракеты, которых нигде не было видно, когда Россия начала наказывать за воздушные удары по Чечне.
«Дудаев все время говорил, что у него есть ракеты« Стингер »(американского производства), которые он купил у афганских повстанцев, но оказалось, что их не было», — сказал Майербек Вачагаев, московский студент, изучающий историю Чечни.«Он был символом чеченской независимости, но теперь он рассматривается как причина, по которой Чечня проиграла войну. Теперь некоторые говорят, что Дудаев был агентом (бывшего КГБ) ».
Каким бы слабым ни был Дудаев, боевики говорят, что президент Чечни никогда не осмелится сдаться или попытаться бежать в изгнание, потому что он знает, что нынешние байсамгуры убьют его за такую трусость или, что еще хуже, отомстят семье Дудаева.
Когда президент России Борис Ельцин решил, что только подавляющая военная сила может подавить самопровозглашенную независимость Дудаева, эксперты по нестабильному Кавказу предупредили, что Ельцин ведет борьбу, которая быстро перерастет в кровную месть поколений.
Для Москвы режим Дудаева был раем преступников, который стал убежищем для торговли оружием, мошенничества с банками, угонов самолетов, контрабанды и ограблений поездов. Многие чеченцы согласились — и говорят, что не возражали бы против быстрого путча, поддерживаемого Россией.
Но неизбирательные бомбардировки и обстрел мирных жителей были истолкованы чеченской общественностью как доказательство извечного намерения Москвы истребить их. Они удивили мир силой своего сопротивления.
Теперь, когда конфликт в Чечне демонстрирует признаки того, что он перерастает в хроническую партизанскую войну против российской оккупации, Кремль, похоже, все еще недооценивает силу идеологии чеченцев.
История преследований чеченцев породила националистическую мифологию, которая помогает объяснить, почему повстанцы вряд ли откажутся даже от совершенно безнадежного стремления к независимости.
«Вы исходите из западного менталитета, что если вас в меньшинстве и вы все равно проиграете, зачем драться? Мы так не думаем », — сказал Мовлади Удугов, министр информации Дудаева.
«Я глубоко убежден, что Россия обречена», — сказал он.
Со своего горного редута в Ведено Удугов и другие повстанцы рассматривают Российскую Федерацию как анемичную, коррумпированную и аморальную наследницу империи, построенной царем и комиссарами после беспощадного подавления их нерусских подданных.Многие чеченцы считают, что Россия, как и другие подобные империи, рано или поздно рухнет.
«У России нет будущего», — сказал Удугов. «Весь мир, включая США, работает над уничтожением России. Поэтому мы думаем, что Россия рухнет, прежде чем ей удастся победить Чечню ».
Как главный пропагандист чеченцев, Удугов провел большую часть войны, безуспешно пытаясь заручиться поддержкой своего дела среди мусульманских соседей Чечни и на Западе. И русские, и чеченцы стали цитировать американскую историю, чтобы оправдать свои позиции.Министр иностранных дел России Андрей Козырев сравнил Ельцина с Авраамом Линкольном в его готовности пойти на войну, а не позволить сепаратистскому государству разрушить союз. Удугов предпочитает сравнивать чеченцев с мятежными американскими колонистами.
На самом деле история чеченцев ближе к истории коренных американцев. На протяжении веков они отражали иноземных захватчиков от Чингисхана до Тамерлана, ожесточенно сражаясь на равнинах, а затем в горах, где нападавшие решили, что преследовать их не стоит.
Русский генерал Алексей Петрович Ермолов окончательно завоевал Чечню в 1859 году, сжег урожай чеченцев, сожжя их деревни и вырубив густые леса, в которых прятались боевики. Пять тысяч чеченских семей были отправлены в ссылку в Турцию и Иорданию. По переписи 1868 г. численность населения Чечни сократилась более чем вдвое, до 98 000 человек.
В 1920-е годы большевики собрали и заключили в тюрьмы или расстреляли тысячи чеченских интеллектуалов, исламских лидеров и всех, кого считали способными вызвать националистический вызов коммунистическому правлению.Затем, в 1944 году, диктатор Иосиф Сталин депортировал около 400 000 чеченцев в пустынный Казахстан; после смерти Сталина около половины из них вернулись.
Чеченцы, безусловно, проявили свою стойкость как боевики. Они нанесли тяжелые потери российским войскам, наступавшим на Грозный в декабре прошлого года, и всю зиму ожесточенно сражались с превосходящими силами на равнинах Чечни. В минувшие выходные около 1000 чеченских боевиков, как сообщается, готовились к последнему нападению на бывшую российскую военную базу в юго-восточном городе Бамут, забаррикадировавшись внутри укреплений, призванных противостоять ядерной атаке.
«У нас 300-летний опыт борьбы с Россией», — похвастался Удугов. «Весь мир боится русских. Но чеченцы уже четыре или пять месяцев ведут борьбу против ядерной державы. . . .
«Русские войска заявляют:« Мы захватили Шали », создавая впечатление, что они захватили Берлин, Париж или Лондон», — с презрением добавил Удугов. «Население Шали составляет 20-25 тысяч человек. Это деревня! »
Чеченцы — от Дудаева до разгневанных женщин, которые пытаются разобраться в своей судьбе, прочесывая разрушенные бомбой развалины своего дома.
Они обожают Рональда Рейгана за то, что он объявил своего старого врага «империей зла». Они думают, что Билл Клинтон слабак. Они говорят, что Запад обманывают, если он думает, что Россия исправила свои экспансионистские и жестокие советские методы.
«Не верьте русским. Они не демократы, — прошептал чеченский полковник Илес Арсанокаев со своей кровати в Веденской больнице, где ему только что ампутировали ногу в колене. «Весь мир говорил:« Лучше мертвый, чем красный ». Что ж, чеченцы показали миру, как бороться за свободу.
Арсанокаев добавил, что, как только его культя заживет, он намерен вернуться и сразиться с другими россиянами — до смерти.
Подробнее о чеченцах
* Если судить по истории, проблемы Москвы с гордым, озлобленным и мстительным чеченским народом далеко не закончены. Перепечатки «Кремля заняты чеченцами» доступны в Times on Demand. Позвоните по телефону 808-8463, наберите * 8630 и выберите вариант 1. Заказ № 6046. $ 2.
Подробности на электронных сервисах Times, B4
Чеченские боевики в Украине | Более широкое изображение
С пением «Аллаху Акбар» (Бог величайший) десятки вооруженных людей в камуфляжной форме из российской республики Чечня тренируются в снегу в лагере на удерживаемой повстанцами восточной Украине.
Они говорят, что их отряд «Смерть», сражающийся с украинскими силами, насчитывает 300 человек, в основном бывших сотрудников госбезопасности в преимущественно мусульманском регионе, где Москва вела две войны против исламских повстанцев.
. Донецкая область, Украина. REUTERS / Максим ШеметовОпытные чеченские боевики, чей боевой опыт часто восходит к войнам 1994-96 и 1999-2000 годов, сражаются с обеих сторон на востоке Украины, что усложняет конфликт, в котором, по словам Запада, участвуют российские войска.
. Донецкая область, Украина. REUTERS / Максим Шеметов«Это добровольческий батальон« Смерть »», — сказал заместитель командира группы, который дал свое прозвище «Стингер», изображенный выше, в бывшем туристическом лагере, который подразделение превратило в свою базу за пределами опорного пункта повстанцев Донецка на востоке Украины.
«У нас есть боевой опыт от 10 до 20 лет, начиная с 1995 года», — сказал мужчина лет сорока с пистолетом, прикрепленным к бедру.
К фуражке пришит зеленый, бело-красный чеченский флаг, он говорит по-русски с сильным кавказским акцентом.
. Донецкая область, Украина. REUTERS / Максим ШеметовРоссия поддерживает мятежников на востоке Украины, но отрицает отправку военнослужащих для их подкрепления. Некоторые боевики на местах признаются, что являются бывшими российскими военнослужащими или «в отпуске». Москва заявила, что все русские, воюющие там, есть добровольцы.
В Украине люди Стингера являются заклятыми врагами другой группы чеченцев, которые сражаются на противоположной стороне конфликта и поддерживают киевские правительственные войска.
У некоторых из них есть западные паспорта после бегства из России после двух войн. Они говорят, что Москва — их общий враг и общий враг Киева и что Чечня оккупирована Россией.
. Донецкая область, Украина. REUTERS / Максим ШеметовНекоторые из членов отряда «Смерть» заявили, что первоначально воевали против России в Чечне, но позже перешли на другую сторону и были амнистированы бывшим союзником Кремля главой региона, отцом Рамзана Ахметом Кадыровым.
«Теперь мы (бывшие) солдаты и офицеры российской армии, российского спецназа, в основном ветераны военных кампаний», — сказал Стингер.
изображений забытой войны • Томас Дворжак • Magnum Photos
Четверть века назад плохо подготовленные и плохо оснащенные Российские войска были отправлены в Чечню, отколовшуюся республику, руководство которой в 1991 году недавно объявило себя свободным от влияния Москвы. Фотограф Magnum Томас Дворжак работал в стране некоторое время, прежде чем начались военные действия, и его изображения войны отражают его связь с этим местом и его людьми.Лоуренс Шитс, руководитель московского бюро, освещающего Кавказский регион для Национального общественного радио (NPR), был с Дворжаком во время кровавого и недостаточно изученного конфликта. Здесь Sheets размышляет о войне, образах Дворжака и наследии российской кампании.
Предупреждение. Следующая функция включает изображения, которые могут показаться читателям беспокоящими.
Томасу Дворжаку было всего 19 лет, когда он впервые появился в Чечне.Это был июнь 1993 года, задолго до начала первой чеченской войны. Тех из нас, кто был там в то время, было очень мало. Томас сказал отцу, что вернется домой, в Баварию, через два месяца. Фактически он проработал в области 20 лет.
Представленные здесь изображения — самые чуткие, сделанные во время той первой бессмысленной чеченской войны. Томас был, безусловно, самым трудолюбивым из нас. Бюджет у него был скудный. Пока мы ждали водителей и сопровождающих, Томас обычно просыпался к 5 утра и уезжал на дымящихся старых украинских автобусах.
К тому времени, как началась война, было много фотографов, которые приезжали и уезжали из Чечни. Только в 1994-95 годах 19 журналистов погибли или пропали без вести на территории размером с Род-Айленд или Люксембург.
Изображения, которые вы видите здесь, — лучшее из того ужасного времени. Они не являются обвинительными или политизированными. Многие были взяты за год до начала войны. Они отражают реалии жизни в Чечне того времени. Хаос. Беспорядок. Противоречия.Нормальность и анархия. Одиночество и суматоха. Стены усыпаны пулями. Русские призывники совершенно не подозревали, в какой ад они попали, часто выпрашивая сигареты или покидая поле боя. Все здесь. Изображения демонстрируют тонкость, мощь и непревзойденный диапазон работ Дворжака.
Самым удивительным и трагичным было то, что война вообще имела место. Во время разразившегося безудержного штурма на региональную столицу Грозный было сброшено больше бомб, чем на Дрезден во время Второй мировой войны.В результате трех лет неизбирательного применения силы всех типов большая часть города с населением 400 000 человек превратилась в дымящиеся руины, и к моменту окончания конфликта — в 1997 году — погибло не менее 50 000 человек, в основном среди гражданского населения, но также и среди гражданского населения. Русские солдаты плохо подготовлены к бою и остались травмированными. Война также привела к бомбежке домов сотен тысяч чеченских беженцев.
Что в то время казалось столь же невероятным, так это то, что чеченцы вообще были готовы воевать.Практически все журналисты высмеивали эту идею в преддверии войны. В конце концов, Чечня с населением около 1 миллиона человек будет конкурировать с Россией с населением 150 миллионов человек. В Чечне не было настоящей армии, только в основном добровольцы с АК-47, несколько единиц старой военной техники, ни авиации, ни реальной системы ПВО. Чеченцы никогда не были по-настоящему независимыми, но тем не менее пострадали от массовой депортации в 1944 году, когда все население было отправлено в вагонах для скота в Среднюю Азию, только для того, чтобы им было разрешено вернуться в 1950-х годах после смерти диктатора Иосифа Сталина.
Точную дату начала боевых действий определить сложно. Россия начала вводить в регион регулярные войска в декабре 1994 года, но на самом деле использовала поддерживаемые Кремлем местные чеченские ополченцы — в основном из более промосковского севера республики — гораздо раньше. Все эти прокси-группы терпели неудачу во всех попытках свергнуть номинального президента Джохара Дудаева, бывшего командира советской атомной эскадрильи, который вернулся в Чечню в 1990 году, хотя он был крайне непопулярен и, вероятно, был бы свергнут своим собственным народом, учитывая хаос в стране. крошечная республика.Настоящие крупномасштабные сражения начались только в январе 1995 года, четверть века назад, и Россия так и не получила полного контроля над большей частью территории, особенно в горных районах.
Прелюдия ко всему этому началась с одностороннего непризнанного провозглашения независимости продудаевскими силами в Чечне. В то время немногие международные журналисты даже слышали об этом месте, да и особого интереса к нему не было, учитывая приближающийся крупный крах СССР и безвестность крошечной Чечни.
Но Томас был там в середине 1993 года, почти за 2 года до начала «официальных» боевых действий, он был одним из немногих журналистов, проявивших интерес. Это дало ему уникальное представление о том, что разворачивается и что выльется в эту дикую, пусть и в некоторой степени забытую войну.
Многие фотографии подчеркивают темы, которые упускают из виду большинство экспертов. Например, Грозный, впервые созданный как передовая линия во время царского завоевания этой территории в 19, и годах, был домом для очень большого количества этнических русских.У чеченцев часто были большие семьи, с которыми они жили за пределами города, но русские прибыли сравнительно недавно, и им негде было спрятаться от постоянных бомбардировок. Они пострадали не меньше всех.
«Конец» формальной войны наступил в 1997 году, когда русские признали поражение. К сожалению, Грозный, который раньше был преимущественно светским местом с большим, в целом умеренным суфийским населением, во время ужасов войны превратился в причину для проникновения радикальных исламских сект.Республика, до сих пор не признанная, была рассадником похищений людей с целью выкупа, радикализации, общественных расстрелов и стала для большинства закрытой зоной. В конце 1999 года российская армия вернулась, на этот раз не совершив ошибки, отправив в этот район необученных призывников. Вместо этого они неделями обстреливали это место воздушными ударами, артиллерийскими обстрелами и тому подобным, пока не осталось даже меньше, чем после первой войны. Наконец, всякое реальное сопротивление отступило.
Сегодня Чечня «формально» является частью России и получает более 80% своего бюджета из Москвы.Тем не менее, местные чеченские законы идут вразрез с российским законодательством, что, по-видимому, игнорируется Москвой из соображений целесообразности и ломки головы о том, что делать дальше. Вместо того, чтобы препятствовать терроризму, Россия сильно его разжигала.
мифов, фактов и загадок об иностранных боевиках за пределами России
21 декабря 2017 г.
Те, кто следит за конфликтом в Сирии, хорошо знают, что тысячи граждан и жителей Российской Федерации присоединились к ИГИЛ, ан-Нусре и другим воинствующим группировкам джихадистов, борющимся за свержение правительства Башара Асада в Сирии.Как мы отмечаем в недавнем отчете, подготовленном в соавторстве с CSIS Programme Russia and Eurasia и Transnational Threats Project, люди путешествовали из России в Сирию проторенными дорогами при поддержке инфраструктуры, населенной другими русскоговорящими. Хотя существование этого пути к конфликту хорошо известно (даже несмотря на то, что конкретное количество боевиков и других путешественников весьма спорно), на вопросы этих людей можно ответить, почему они решили поехать в Сирию и где они могут go next раскрывает сложную мозаику мотиваций, пристрастий и последствий, которая исключает простые решения.Действительно, упрощение может вводить в заблуждение, особенно когда эти боевики и их семьи перемещаются из Сирии в другие места, что наносит ущерб усилиям по реагированию на их передвижения и действия. Каким бы сложным ни был Интернет, его разделение будет иметь решающее значение для любых усилий Российской Федерации и других затронутых государств, в том числе на Западе, по выработке политики, которая приведет к более прочной безопасности, а не к снижению.
Не только чеченцы: кто русские в Сирии?
Существует ряд историй о людях, которые приехали из России в Сирию, чтобы сразиться с Асадом.В одном из рассказов они описываются как закаленные в боях ветераны восстания против Москвы в Чечне, преимущественно мусульманской республике (административное деление примерно аналогично государству США) России, где между 1994 и началом 2000-х годов велись две войны. Этот рассказ, который само ИГИЛ использовало в своей пропаганде, вводит в заблуждение. Действительно, в рядах ИГИЛ были известные этнические чеченцы. Наиболее известным из них, вероятно, является Омар аль-Шишани или Омар Чеченец, покойный военный министр ИГИЛ (убит в результате авиаудара в 2016 году).Но вот в чем дело: хотя аль-Шишани определенно был этническим чеченцем (по материнской линии), он не был из России и не участвовал в чеченских войнах. Напротив, он родился в Грузии и служил в вооруженных силах этой страны. В этом он не совсем исключение: в то время как чеченцы, безусловно, воюют в Сирии, а некоторые из тех, кто входит в руководство и ряды повстанцев, родом из Чечни, другие прибыли на Ближний Восток из общин чеченской диаспоры, не только в Грузии, но и в других странах. также в Турции и по всей Европе, наряду с другими европейскими гражданами, которые услышали призыв к жестокому джихаду.
Есть еще одна проблема с чеченским нарративом: многие из так называемых чеченцев им не являются. Глобальная дурная слава чеченских войн привела к досадной тенденции на Западе рассматривать весь российский регион Северного Кавказа как синоним Чечни. Даже один из лучших источников информации о русскоязычных боевиках на Ближнем Востоке, блог Джоанны Паращук на эту тему, стирает различие в своем названии «От Чечни до Сирии». Но на самом деле Чеченская Республика — одна из семи многонациональных республик Северного Кавказа.По мере того как конфликт в Чечне подходил к завершению, повстанческое насилие в значительной степени переместилось на другие территории Северного Кавказа, в первую очередь на территорию Дагестана, где Кавказский Эмират на протяжении многих лет был самой заметной воинственной группировкой джихадистов, организующей террористические и повстанческие атаки. Многие боевики в Сирии и Ираке родом из Дагестана или имеют корни на этой территории. Другие, однако, приехали со всей страны: во многих городах России и некоторых ее поселках и деревнях проживают значительные мусульманские общины, в том числе народы, которые жили в этих районах в течение нескольких поколений, недавние трудовые мигранты (например, в нефтегазовые отрасли Сибири промышленность) и принимает ислам.Согласно исследованиям и интервью, проведенным сотрудниками CSIS и членскими организациями, многие из этих сообществ сообщают, что некоторое количество молодых людей, завербованных лично или через Интернет, за последние годы перебрались в Сирию.
Не только русские: более широкая тенденция русскоязычных иностранных боевиков
Более того, не все боевики, приехавшие из России, являются гражданами России. Значительная часть — выходцы из стран Центральной Азии. Здесь всплывает еще одна интересная история.В то время как лидеры Центральной Азии представляют различные статистические данные о том, сколько их граждан отправились воевать на Ближний Восток, и некоторые из них заслуживают большего доверия, чем другие, ясно одно: очень немногие из этих людей, похоже, покинули свою страну происхождения с намерение присоединиться к джихаду. Скорее, похоже, что небольшое число из миллионов выходцев из Центральной Азии, которые уехали работать в Россию, будь то на нефтяных месторождениях, в строительстве или в домах более богатых россиян, в какой-то момент после своего прибытия решили, что насильственный джихад в Ближний Восток лучше использовал свое время.
Почему они ушли? Объяснение мотивов бойцов и других людей
Установив, что русские и выходцы из Центральной Азии в Сирии представляют собой разнородную группу, мы не должны удивляться тому, что их мотивы также различны. Некоторые действительно были закаленными бойцами, которые стремились к новой войне. Некоторые из тех, и даже больше тех, кто не воевали в Чечне, но участвовали в планировании или осуществлении насильственных действий, нашли свой путь из России с помощью федеральных и местных властей, которые предложили им выбор между войной в Сирии или арестом и тюремным заключением. (или того хуже) дома.Хотя степень руководства такой политикой сверху вниз является спорной и может варьироваться от региона к региону, официальные лица, принимавшие участие, надеялись, что некоторые из наиболее проблемных повстанцев и потенциальных террористов России могут быть экспортированы в другой конфликт. Между тем, поскольку репрессии против Имарата Кавказ также стали более успешными в этот период, ИГИЛ начало приобретать сторонников в России. В результате в эту организацию пошло больше потоков бойцов, чем в другие.
Однако не все новобранцы сирийского джихада имели предшествующий опыт или хотя бы интерес к повстанцам.Существует также множество свидетельств рекрутинга, нацеленного на молодых людей, будь то мигранты (из Средней Азии или в пределах России) или все еще живущие в своих родных городах, разочарованные своими социальными и экономическими возможностями. Некоторые из этих усилий были основаны на Интернете; другие полагались на личные связи. Некоторые нацелены на верующих или недавно обращенных и, возможно, даже сыграли определенную роль в обращении или повышении интереса к исламу среди ранее не соблюдающих правил. Политика российского правительства по приравниванию фундаменталистского ислама к салафизму и к жестокому джихаду или, по крайней мере, к угрозе безопасности создала тяжелую атмосферу для многих соблюдающих мусульман по всей России.Рекрутеры подчеркнули трудности, связанные с ведением религиозной исламской жизни в России, и пообещали лучшие варианты в Сирии, включая возможность участвовать в построении исламского государства. Таким образом, особенно после того, как ИГИЛ провозгласило халифат в 2014 году, все больше и больше мирных жителей, включая женщин и целые семьи, мигрировали в Сирию. Хотя реалии, которые они обнаружили там и в Ираке, обычно были намного суровее, чем им обещали, потоки продолжались.
Куда они идут дальше и что с ними делать России, США и другим странам?
Это краткое эссе лишь поверхностно описывает многие сложные факторы, которые побудили граждан и жителей России присоединиться к джихаду в Сирии и Ираке.Однако это подчеркивает важность распаковки этого уравнения. Если будут сделаны неправильные предположения о том, кто эти люди и что ими движет, это приведет к плохой политике. Российские власти могут сообщить об успешном уничтожении своих бывших граждан в Сирии в соответствии со знакомой историей «мы сражались с ними там, чтобы нам не приходилось сражаться с ними дома», которая подтолкнула официальную помощь к некоторым из тех, кто уехал. Однако мы знаем, что не все погибли. Некоторые уже давно разочаровались в конфликте и нашли выход, обычно в третьи страны, такие как Украина или Египет.Другим, включая некоторых женщин и их детей, родственники в России (и глава правительства Чечни Рамзан Кадыров) помогают найти дорогу домой, даже если это означает тюремное заключение для взрослых среди них. Третьи находят собственный путь обратно в Россию. Даже при нынешнем отступлении в Ираке и Сирии ИГИЛ продолжает приобретать сторонников в России. Хотя они могут не соглашаться с идеологией ИГИЛ, общины могут быть готовы скрыть своих возвращающихся боевиков или закрывать на них глаза, как они делали это на протяжении многих лет восстания на Северном Кавказе.
Мы не можем знать, что будут делать все вернувшиеся бойцы и их члены или куда они пойдут. Мы не можем знать по большей части, потому что ответы все еще появляются. Мы знаем, что отрицание их существования было бы ошибкой, поскольку это помешает отслеживать как отдельных лиц, так и группы, а также определять как хорошие, так и плохие подходы к политике. Некоторые из тех, кто покидает Сирию и Ирак, наверняка будут искать новую войну. Другие будут стремиться принести войну, где бы они ни поселились, будь то в качестве бойцов или в качестве лидеров и вербовщиков.И многие могут больше не проявлять интереса к ссорам и даже могут отговорить тех, кто видит в насилии романтику и идеализм. Отделение их друг от друга будет одним из ключей к обеспечению того, чтобы ответные меры на эту развивающуюся ситуацию могли устойчиво повышать безопасность в России и во всем мире.
Другая проблема заключается в выработке правильных ответов. Политика будет более эффективной, если и политики, и сообщества во всем мире смогут учиться друг у друга. Поддержка программ, направленных на борьбу с феноменом иностранных боевиков, очень важна.Недостаточно также, если такие программы не оцениваются эффективно, а их уроки не учитываются при планировании будущего. Сегодня государства, местные органы власти, религиозные группы и сообщества (большие и малые, виртуальные и физические) предпринимают собственные усилия в России и во всем мире. Доказательства того, что работает, а что нет и почему, можно почерпнуть из того, что они сделали и что делают. Однако на данный момент как информация, так и анализ остаются недостаточными и разрозненными. В будущем правительства, частные доноры и другие лица должны поддерживать совместную работу.Сюда входят исследования, в которых используется широкий спектр источников и методологий для сбора, оценки и интеграции данных как о бойцах и сторонниках, так и об успехах и неудачах политики. В нынешних политических условиях это будет непросто. Но цена неудачи будет высокой.
Ольга Оликер — старший советник и директор программы «Россия и Евразия» Центра стратегических и международных исследований в Вашингтоне, округ Колумбия.
Комментарий подготовлен Центром стратегических и международных исследований (CSIS), частным, освобожденным от налогов учреждением, занимающимся вопросами международной государственной политики.Его исследования являются беспристрастными и непатентованными. CSIS не занимает определенных политических позиций. Соответственно, следует понимать, что все взгляды, позиции и выводы, выраженные в этой публикации, принадлежат исключительно автору (авторам).
© 2017 Центр стратегических и международных исследований. Все права защищены.
Лучшие книги о Чечне
Вы выбрали Толстого первым.
Да. Это история войны 19 века между колониальной Россией и жесткими, отчаянно независимыми горными племенами, которых они должны были контролировать, чтобы иметь легкий доступ к своей новой территории Грузии, на южной стороне Кавказских гор. В те времена горцы объединились против России под предводительством имама Шамиля. Война Шамиля длилась полжизни. Многие русские писатели того времени участвовали в войне, особенно Пушкин и Лермонтов, и писали об этом; поэтому его помнят по сей день как литературу, а не историю.Книга Толстого о лейтенанте Шамиля Хаджи-Мурате, который переходит на сторону русских, а затем пытается вернуться. Что мне нравится в ней, так это то, что она показывает войну как глубоко неблагородное явление — как ужасное сочетание личных обстоятельств, которые заканчиваются катастрофой для всех. Оказывается, политика племен вынудила Хаджи-Мурата присоединиться к Шамилю и стать его звездным борцом; он обращается к русским, потому что его вынуждает более кровавая племенная политика. Он опасается за свою семью и пытается вернуться с катастрофическими последствиями, потому что соперничество между российскими генералами означает, что он не получит от них обещанной честной сделки.Толстой бесстрашно показывает всех на театре войны, пойманных в ловушку между двумя тираниями, русскую тиранию — ужасающей силой, но требования горных армий не менее тиранически. В книге также есть мощное и часто цитируемое описание того, что чувствуют жители чеченских деревень, когда их дома сожжены дотла российскими войсками. «Никто не говорил о ненависти к русским. Чувство, которое испытывали все чеченцы, от младшего до самого старшего, было сильнее ненависти. Это не была ненависть, потому что они не считали этих русских собак людьми … желание истребить их — как желание истребить крыс, ядовитых пауков или волков — было таким же естественным инстинктом, как и инстинкт самосохранения.”
Мари Беннигсен Броксап (ред.)
ЧитатьМрачный
.
Это так. Следующая статья представляет собой сборник авторитетных очерков о том, как русские и горские народы Кавказа (среди других мусульман в бывшем советском мире) взаимодействовали с конца войн 19 века до начала современного российско-чеченского конфликта. война 1994 года.Есть сведения о различных преследованиях со стороны России на протяжении всего ХХ века и о том, как они только задушили, но так и не искоренили полностью дух горских народов. Российская политика была направлена на объединение всех советских народов в русскоязычное, пострелигиозное сообщество, свободно вступающее в брак. Это не соответствовало тому, чего хотели горцы. Имеются сведения о жестоком подавлении Россией беспорядков на Кавказе в начале 20 века и о массовой депортации чеченцев и других горцев в степи Средней Азии во время Второй мировой войны после того, как Сталин неправдоподобно обвинил чеченцев в сотрудничестве с нацисты.Выжившим чеченцам (многие десятки тысяч погибли) разрешили вернуться после смерти Сталина; но обида, конечно, сохраняется. В этой книге также много говорится о том, как советские мусульмане научились скрывать свою веру, чтобы противостоять русификации; сохранение религиозной веры посредством чего угодно — от тайных собраний до, позднее, кассетных записей проповедей, продаваемых на неряшливых уличных рынках прямо на носу у советских властей. И есть увлекательные описания народной суфийской формы ислама со святыми, святынями, колодцами желаний и традиционной молитвой в форме хоровода, зикром, который, по крайней мере, до современной войны, был тем, что чеченцы предпочитали. поклоняться.
Томас де Ваал и Карлотта Галл
ЧитатьА потом первая война?
Первые два. «Маленькая победоносная война» — это очень подробное практическое руководство по первой из двух постсоветских войн в Чечне. Авторы опросили всех, кто связан с войной, кроме, может быть, Бориса Ельцина.В их книге рассказывается о том, как и почему недавно обретшая независимость Россия в 1991 году сначала предоставила различным этническим меньшинствам то, что президент назвал «настолько большой независимостью, которую вы можете проглотить», а затем, пару лет спустя, снова обуздала их — и как Чечня отказалась сдаваться, что привело к войне. С момента обретения независимости Чечней управлял Джохар Дудаев, чей энтузиазм по поводу независимости был, вероятно, искренним, но чьи заявления о том, что его можно легко профинансировать, поскольку в Чечне было достаточно нефти, чтобы сделать ее такой же богатой, как Кувейт, не соответствовали реальности, когда Россия ввела экономическая блокада.Когда президент Ельцин был окружен все более неприятной группой сторонников жесткой линии во главе с его телохранителем Александром Коржаковым, российские генералы почувствовали, что они могут последовать примеру Америки в Гаити и повысить популярность своей администрации с помощью быстрой войны, чтобы свергнуть то, что они считали неприятный маленький режим на их южной границе. Они не считали двух столетий накопившейся ненависти чеченцев к своим русским захватчикам; а затем они все испортили и оказались погрязшими в затяжном, кровавом, хаотичном и непопулярном повторении 19 века.
Ваша следующая книга?
«Клятва Баева», вероятно, наименее известная из моих книг, но все же в некотором смысле лучшая. Это свидетельство очевидца обычного чеченского врача, который пошел домой, чтобы зашить раны, и служил в различных импровизированных больницах вокруг Грозного во время обеих современных войн — как ельцинской, так и войны, которая началась при следующем президенте Владимире Путине в 2000 году. Что необычного. Дело не только в том, как он доводит факты обеих войн до ужасающей жизни, но и в том, что Баев решил отбросить обычную сдержанность чеченцев в отношении семьи и личной жизни и пустил в свою жизнь много храбрых, тихо смелых людей, и их прошлое и воспоминания в книгу.Большинство книг о Чечне так или иначе занимают чью-то сторону. Но Баев непоколебимо объективен. Он описывает жгучую российскую несправедливость и жестокость. Но он также показывает, как война дает соседским чеченским хулиганам, таким как семья Бараевых, шанс превратиться в монстров (говорят, что Бараевы принимали участие во многих из самых громких убийств войны, включая обезглавливание четырех британских телекомов. инженеры в 1998 г.). Настаивая на том, чтобы обращаться как с чеченцами, так и с русскими, как того требует Клятва Гиппократа, Баев поссорился с обоими лагерями и имел много проблемных побегов от смерти.В конце концов, ему пришлось бежать в Америку, где он больше не может практиковать врачом. Больше всего на свете мне напомнил безропотный, стоический тон этой книги, который напомнил мне о том, что я был среди чеченцев во время первой войны.
А вот и Анна Политковская.
Нет слишком превосходной степени для Анны Политковской, которая после трех книг и бесчисленных поездок в Чечню с журналистскими расследованиями была убита в стиле казни возле своей московской квартиры в 2007 году.Политковскую, репортера по социальным вопросам, в 2000 году отправил в Чечню редактор ее либеральной газеты для освещения второй, путинской войны, войны не потому, что она знала о войнах, а потому, что она была «просто гражданским лицом». Она оказалась лучшим московским интеллектуалом — бесстрашной правдой. Она возражала против чванливых, мачо и кровожадных промосковских лидеров сегодняшней Чечни при премьер-министре Рамзане Кадырове (она выступала против того, чтобы человек Путина в Чечне был назначен руководителем региона, опрашивая людей, которых он допрашивал, и публиковал сообщает, что он был садистом-мучителем, которому нравилось снимать кожу со спины своих жертв).Но и у Политковской не было романтических симпатий к борцам за свободу. Среди ее целей также были дерзкие, мачо, кровожадные антимосковские сепаратисты во главе с уже мертвым Шамилем Басаевым, чей экстремизм вверг Чечню во вторую войну против сил Путина в 1999 году и принес бедствия сотням тысяч простых чеченских мирных жителей. Она испытывала значительную симпатию к прежним умеренным сепаратистам при Аслане Масхадове, которые пытались найти компромисс с Москвой, а также больше свободы для своего народа.Но если Политковская и была на чьей-то стороне, так это на стороне простых граждан. Мирные жители Чечни, разрываемые между двумя соперничающими тиранами, которые не могли услышать свои собственные истории в мире — люди, которых разбудили солдаты, уводящие их дочь-подростка для изнасилования, или те, кто теряет ноги, наступая на мины, или чьи соседям перерезают горло или отрезают пальцы — о чьем затруднительном положении она трогательно рассказывала. И, конечно же, она была на стороне простых россиян — людей, которые все больше стеснялись зашоренной прессой и не знали более серьезных реалий мира.Более чем сострадание побудило Политковскую продолжать сопротивляться опасности Чечни еще долгое время после того, как Путин дал понять, что журналисты не приветствуются на его войне. Это было убеждение, что русские должны знать, что делается от их имени на секретном юге, в тылу армии. «Я уверена, что это необходимо сделать по одной простой причине», — живо написала она в «Маленьком уголке ада: депеши из Чечни». «Как современники этой войны, мы будем нести за нее ответственность. Классическая советская отговорка — не быть там и лично ни в чем не участвовать — не сработает.Итак, я хочу, чтобы вы знали правду. Тогда ты будешь свободен от цинизма ».
Захватывающий дух ужас и цинизм, которые она обнаружила, дали ей такую важную миссию, что она рассталась с мужем и проигнорировала просьбы сына прекратить ее новую работу. Ее открытия подробно описаны в этой необыкновенной книге, прекрасно написанной, но настолько полной трагедии, что волосы на затылке встают дыбом. Она обнаружила, что коррумпированные российские солдаты работают рука об руку с теневыми чеченскими преступниками и политическими экстремистами.Ее рассказы подтверждают широко распространенное мнение, что Чечня — это война для получения прибыли. Российская армия, которой грозит сокращение из-за отсутствия советского блока, который нужно защищать, нашла в Чечне предлог, чтобы увековечить себя и разбогатеть. Экономика ужасная: гражданское лицо, которого российские солдаты держат живым в яме, стоит выкупа своих родственников; цена трупа намного выше. «Каждый нашел свою нишу», — написала она. «Наемники на блок-постах круглосуточно получают взятки от десяти до 20 рублей.Генералы в Москве и Чечне используют свой военный бюджет в личных целях. Офицеры среднего звена собирают выкуп за временных заложников и трупы. Младшие офицеры становятся мародерцами во время чисток ». Отсюда официальная политика, основанная, в лучшем случае, на возмутительном искажении правды и картина, лишенная героев или победителей.
Открытия Политковской придали ее жизни странный новый облик. Она вела переговоры с чеченскими захватчиками, захватившими в октябре 2002 года московский театр на Дубровке (среди заключенных был друг ее сына).Силовики Чечни подвергли ее инсценировке казни. Отец Кадырова, бывший пророссийский президент Чечни, «публично угрожал убить меня. Он фактически сказал на заседании своего правительства, что Политковская — осужденная женщина ». В 2004 году во время осады чеченскими сепаратистами школы в Беслане на юге России чеченцы попросили ее присоединиться к переговорам. Она летела на юг, надеясь сообщить о кризисе и выступить в качестве посредника и помочь вывести сотни детей-заключенных из заминированного спортзала.Но ей подсыпали в самолете «Микки Финн» [напиток с наркотиками]. Следующее, что она узнала, она попала в больницу, и это было несколько дней спустя — слишком поздно для детей, которые к тому времени были убиты сотнями. Из этого опыта она вспомнила трех мужчин, которых она заметила в самолете, смотрящих на нее «глазами врагов». Она обвинила в отравлении российские спецслужбы.
Имя убийцы Политковской так и не было названо. И убийца другого российского разоблачителя, Саши Литвиненко, которому месяц спустя подсыпали дозу радиоактивного полония на Пикадилли, или множество других антивоенных активистов, которые столкнулись со странным, преждевременным концом во время президентства Владимира Путина в России.Некоторым утешением является то, что, хотя книги Политковской все еще печатаются, ее голос не был заглушен.
Five Books стремится обновлять свои рекомендации по книгам и интервью. Если вы участвуете в интервью и хотите обновить свой выбор книг (или даже то, что вы о них говорите), напишите нам по адресу [email protected]
Интервью Five Books стоит дорого производить.Если вам понравилось это интервью, поддержите нас, пожертвовав небольшую сумму.
.