Воспоминания афганцев о войне – Воспоминания ветеранов-афганцев о проведенных боях

Воспоминания ветеранов-афганцев о проведенных боях

Каждый прошедший через войну в Афганистане хранит в своей памяти какие-то отдельные эпизоды, запавшие в душу и сердце навсегда. Будь то первые впечатления, интересные встречи, ощущения от чего-то непривычного, незнакомые пейзажи, знакомства с новыми людьми и, конечно же, минуты или часы боя.

25 лет с момента вывода советских войск из Афганистана

Внизу с пулеметом Михаил Викшняйкин.

Александр Бражко.

Андрей Белых.

Игорь Некрасов – в центре.

Николай Борисенко.

Олег Клименко.

Игорь Фаталиев.

Николай Борисенко. Пограничная мотоманевренная группа (в/ч 2099). Мазари-Шариф.

В конце восемьдесят второго года проходила операция в ущелье Карамколь, в ней принимали участие ММГ шурави и сорбозы – правительственные афганские войска. Начинало темнеть, когда наша колонна стала втягиваться в ущелье. В это время с окружающих гор раздались голоса душманов, усиленные мегафонами. Моджахеды предлагали перейти на их сторону и вместе сокрушать неверных. Как оказалось, противник просто-напросто впотьмах перепутал шурави с «зелеными» (так тоже называли бойцов армии ДРА). Завязался бой. Чуть позже на ущелье обрушился шквал огня с налетевших МиГов, ущелье рвалось на части от сброшенных бомб. Что-то там напутали корректировщики, и наши сами оказались в роли уничтожаемых. К счастью, все обошлось, только одного из парней легко ранило.

Через пару дней в том же ущелье произошло событие, запомнившееся Николаю на всю жизнь. Его овчарка Рува вдруг резко кинулась в сторону, сбив с ног хозяина. И тут же Николай услышал, как вражеская пуля ударила в борт грузовика как раз на уровне его груди.

И еще раз собака спасла жизнь солдату на этой же операции. Завязалась перестрелка. Коля юркнул под прикрытие БТРа, запихивая поглубже под него овчарку. Поводок перехлестнулся через его спину. Внезапно Рува рванулась так, что перевернула хозяина на спину, и в этот же миг пуля снайпера пробила колесо боевой машины, возле которого только что лежал Николай.

К сожалению, после увольнения в запас Руву пришлось оставить в Термезе, где ее принял новый хозяин. О дальнейшей боевой судьбе овчарки Николаю ничего не известно.

А та боевая операция закончилась практически ничем. Основная часть банды ускользнула сразу после налета авиации. Удалось уничтожить только несколько небольших групп.

Андрей Белых. 781-й отдельный разведбат. Баграм.

В Афганистан Андрей попал в октябре 1984 года, сразу после окончания трехмесячных курсов в Ашхабаде, где обучился специальности наводчика-оператора БМП. Почему ему досталась такая специализация? Андрей думает, это потому, что на гражданке успел поработать трактористом в родном колхозе «Коммунар» Красногвардейского района и про-учился в Ставропольском сельхозинституте один год. В армии внимательно смотрят, чем занимался до службы парень, чтобы легче было освоить военную профессию.

В конце февраля восемьдесят шестого года разведбату была поставлена задача срочно выдвинуться к баграмской «зеленке» и блокировать в близлежащем кишлаке бандформирование. Трех человек, в том числе и Андрея, командир отправил в авангарде батальона в дозор. Скрытно подобрались почти к самым дувалам, окружающим кишлак, и увидели на берегу арыка-канала, снабжающего чахлые поля и жителей населенного пункта мутной водой, некое укрепление, внешне похожее на дот (долговременная огневая точка). Андрей зарядил «муху», вышел, не скрываясь, к самому арыку и всадил снаряд прямо в небольшой проем амбразуры укрепления.

Только метнулись было ребята через дувал, как из кишлака открыли огонь. Отошли, залегли за глинобитной стеной, стали отстреливаться. Недолго пришлось в одиночку воевать, очень быстро подтянулся батальон. Одна из БМП обрушила значительную часть дувала, ударив по нему передком. Открылся более полный обзор. Но что за ерунда? Молчит пушка боевой машины! Андрей под огнем вспрыгнул на броню и скатился через люк внутрь БМП. Наводчик-оператор сидел целый и невредимый, смотрел на Андрея испуганными глазами, в полном ступоре. Что оставалось делать? Втиснулся Белых на сиденье командира, переключил управление на себя, прильнул к прицелу и нажал на гашетку. Сгоревшие пороховые газы полностью не выходили из машины, вентиляция оказалась неотрегулированной. Но стрелял Андрей до тех пор, пока не стал терять сознание. Еле выкарабкался на воздух, свалился на землю. Отравился довольно сильно. «Духов» в том бою уничтожили почти четыре десятка.

Игорь Фаталиев. 177-й полк 108-й дивизии. Джебаль-ус-Сарадж.

Однажды в районе баграмского перекрестка – есть там святое место Эсталиф – возникла жизненная необходимость в поисках пищи. Проходила большая войсковая операция по уничтожению огромного скопления душманов. Харчи закончились, а о возвращении в полк не могло быть и речи. Старшина застрелил ишака. Долго его варили. В итоге пожевали ослиного мяса, безвкусного, совершенно «резинового», зато бульона горячего напились!

…Однажды с боем ворвались в кишлак Самида, что у самого Саланга. Двух парней ранило. В селении тишина. Передовая группа ушла на прочесывание, четверо вместе с Игорем остались в прикрытии. Зашли в один дом. А там полно народу. Дети и женщины. В паранджах. Подозрительным показалось. Подошел Игорь ближе, сорвал с одной из них покрывало, а под ним мужик бородатый с автоматом. Он не ожидал быстрого разоблачения, вот и не выстрелил. Разоружили банду.

Через какое-то время появились еще мужчины, один из них кинулся на Фаталиева с вилами… Застрелил его боец по фамилии Чичеванов. Спас жизнь Игорю.

Еще был такой случай. Бросили подразделение в район Хинжана в ущелье Леван на реализацию разведданых. Вроде бы там находится большой склад оружия. Авиацией бомбить бесполезно, поскольку тайник среди скал. Пошли. Почти сразу на-ткнулись на засаду. Уничтожили восьмерых «духов». Но не все так просто. Они тоже народ продуманный. Вырыли что-то типа капонира, накрыли сверху огромным тентом от КамАЗа зеленого цвета, поставили ДШК, чтобы в случае чего лупануть по нашим вертушкам, и чувствовали себя совсем неплохо. Однако не ожидали такой дерзости со стороны шурави, которые ночью спустились к ним с практически отвесной скалы, откуда ждать их было совершенно невероятным делом. С той скалы и днем-то не очень спустишься.

«Духи» рассчитывали только на светлое время суток, тем более что из их укрытия все ущелье видно как на ладони. Тут их и взяли. В этом капонире бойцы провели трое суток, ждали, пока подтянутся основные силы и ударят по укрепрайону, где и находились боеприпасы.

Александр Бражко. Файзабад. 860-й отдельный мотострелковый полк.

Помнит Александр самый длинный бой.

1 августа 1984 года случилось так, что рота прошла гораздо дальше, чем нужно. Расположились, огляделись. Замышлялась крупная операция по выкуриванию из ущелья моджахедов.

Странно. Никого нет. Ни подкрепления, ни душманов. Командир роты с первым взводом начал спускаться вниз, чтобы создать еще одну линию обороны. Сначала Александр увидел фонтанчики песка под ногами, а потом услышал звуки выстрелов. Стреляли с той стороны ущелья. Было восемь утра. Пришлось окапываться под огнем, скрываясь за редким кустарником. Чуть пришли в себя, стали прицельнее бить по врагу, удалось осмотреться. Километрах в двух в бинокль видны две другие роты, расположившиеся на склоне горы, словно в амфитеатре. Стоят, покуривают, наблюдают.

Долго на связь не выходил ротный, Александр переживал, что тот погиб. Но молчал капитан потому, что их группа была прижата к земле плотным огнем противника. Часа через четыре выяснилось, что кончились вода и перевязочные средства, на исходе боеприпасы, начало клинить оружие. Но тут дождались помощи: по другой стороне ущелья ударила артиллерия, да и пара Ми-8 прошлась НУРСами.

Бой продолжался. Несколько солдат погибли, многих ранило. Патроны экономили, старались бить одиночными наверняка. Вдруг лейтенанта Бражко окликнул рядовой Селивестру: мол, командир, снизу группа людей к нам продвигается, замочить? И ствол пулемета вниз опускает. Александр глянул в бинокль – отставить, наши. К ним на помощь шел командир взвода из восьмой роты. Потом уже выяснилось, как старший лейтенант Мамедов взял шестерых пулеметчиков, проводника и ринулся на помощь девятой роте. Однако душманы все равно не дали им подняться наверх, прижали плотным огнем к земле.

В четыре часа вечера бой затих. Рота вскарабкалась на плато и расположилась на ночевку. Подвезли воду в огромных резиновых бурдюках. Есть не хотелось. Да и как на боевых есть? Пробьешь пару дырочек в банке со сгущенкой и посасываешь, запивая вонючей теплой водой. Вроде бы и сытость есть, а с другой стороны, в случае ранения в живот больше шансов выжить.

Ранним утром следующего дня на связь вышли из полка с приказом вернуться на вчерашнее место и принять еще один бой.

Олег Клименко. Разведвзвод 371-го мотострелкового полка. Диларам.

Как-то под кишлаком Мусакала пришлось блокировать крупное душманское формирование. Разведрота работала по высотам, пыталась не допустить прорыва моджахедов и подавляла любое огневое сопротивление. Успешно отвоевали тогда. А как только бой стал затихать, по рации сообщили, что рота стоит на минном поле. Пришлось Олегу влезть внутрь брони, открыть десантный люк и подавать с уровня земли команды механику-водителю, куда двигаться. Так, колея в колею, и ушли с минного поля. Это был не первый и не последний случай близкого контакта с минами. Зимой в районе Фараха вышли на отдельную заставу дивизии, усиленный блокпост в горах. Ситуация тогда сложная была, «духи» вели себя очень активно, поэтому приходилось двигаться ночью. К утру дошли к своим. Начальник заставы как увидел взвод Клименко, так и ахнул. Оказалось, что гости все время шли по старым минным полям, поставленным нашими же саперами. Только вот карты установки мин давным-давно утеряны.

Законы разведки суровы, но не всегда им следовали, хоть и жалели потом. Однажды во время засады перед бойцами-разведчиками появилась женщина с ребенком на руках. Что делать? Ребенок бесконечно плачет, мать тоже беззвучно рыдает. Путь афганке до кишлака неблизкий, уже вечереет. Жаль стало людей, отпустили. Через некоторое время раскаялись – надо было задержать хотя бы на несколько часов. Когда совсем стемнело, засекли свет автомобилей вражеского каравана. Вот-вот выйдут под прицел – и тут из кишлака в небо ракета взметнулась. Свет фар погас, и колонна ушла с маршрута.

Игорь Некрасов. Разведрота 191-го мотострелкового полка. Газни.

Запомнился Игорю последний день 1985-го. Поднялись по тревоге. Колонна шла на Кабул, по пути ее и потрепали моджахеды. По данным разведки, «духи» запланировали нападение на эту колонну и во время обратного пути. В свободном поиске по окрестным холмам и оврагам разведрота столкнулась лоб в лоб с бандой, что шла в направлении дороги, где должен был пройти автокараван. Встреча была внезапной для обеих сторон.

Завязался бой. Причем по иронии судьбы после первых выстрелов заклинило пушки у двух БМП. Третья боевая машина имела на вооружении пушку, стреляющую гранатами, но из нее не могли стрелять, душманы были очень близко. Пришлось воевать только «ручным» оружием. «Духи» успели сделать несколько выстрелов из гранатометов. К счастью, мимо. Лишь одна попала в цель. Но и тут повезло – она оторвала привязанный к борту БМП ящик с патронами и отскочила, разорвавшись сзади, не причинив вреда.

В результате скоротечного боя уничтожили с десяток нападавших, остальных рассеяли по оврагам, предотвратив нападение на колонну. С нашей стороны в том бою потерь не было, только командиру роты Анатолию Гончаренко осколками разрывной пули посекло лоб; старшине Сергею Харламову пуля, угодив в цевье автомата между пальцев руки, поранила пальцы; взводному Гене Парфенюку пробило навылет руку у локтя, когда он менял магазин. Больше никто не пострадал.

Вечером командиров ждал торжественный ужин, так они – мечеными – и отправились на празднование Нового года.

Михаил Викшняйкин. Разведрота 12-го мотострелкового полка. Шинданд.

В 1985 году призвали в армию. Учебка в Ашхабаде. Все выпускники шли в Афганистан.

Самолетом летели до Шинданда, там распределили по подразделениям. Попал в разведроту. Три месяца бесконечных и выматывающих тренировок. Хотелось же реальных дел. Старики посмеивались: мол, еще хлебнете!

Первые операции помнятся плохо. Сопровождение колонн, взрывы на трубопроводе. Затем уже набравшихся опыта ребят стали включать в состав разведгрупп.

Устраивали засады на прорывающиеся со стороны Ирана караваны, иногда по нескольку дней ждали, затаившись у тропы. Повезло в самом начале – уничтоженный караван перевозил оружие, боеприпасы и медикаменты, тщательно упакованные в тюки с мирным товаром.

Потом были другие засады и другие караваны. «Духи» яростно защищались. Приходилось терять друзей. Понимали, что делают важное дело. Гордились, когда командира роты представили к ордену Красного Знамени за захваченный караван с противоракетным зенитным комплексом.

Случилось так, что сутки ждали важный караван. Зажали его двумя группами, обыскали, но «барубухайка» (так наши бойцы называли автомобили аборигенов) оказалась груженной обычным товаром для дуканов (лавок и магазинчиков). Один из разведчиков случайно пнул ногой бак для воды и не услышал привычного плеска. Открыв бак, обнаружили туго упакованные «афошки». Как потом выяснилось, полтора миллиона афгани.

До сих пор при встрече с боевыми друзьями вспоминает, как некоторое время был миллионером.

www.stapravda.ru

«Кому нужна была эта ваша война?» Воспоминания афганца

Гвардии прапорщик Николай Мурин проходил сверхсрочную службу в Афганистане в 1981 – 1983 годах, до этого срочную – в Германии, в 1983 году награжден боевой медалью «За отвагу», в 1989 году получил медаль «От благодарного афганского народа». 30 лет прошло с тех пор, как последний советский военнослужащий покинул Афганистан. Сегодня Николай Анатольевич делится воспоминаниями: рассказывает о себе и о той войне. Он достает из памяти события давно минувших дней и раскладывает их рядом с фотографиями. Фотографии – черно-белые, воспоминания – цветные, яркие.

Чтобы попасть в Афганистан, я трижды писал рапорт

Когда-то я понятия не имел, что это за страна такая – Афганистан, да и выговаривал название с трудом. А оказавшись там, был покорен величием гор с заснеженными вершинами. Афган – страна контрастов. Дневной палящий зной сменяется зимней стужей ночью. Нищета соседствует с роскошью.

Словно в средневековье молодой афганец пашет землю волом, запряженным в соху. Современные ритмы сотрясают округу: на упряжке вола пристроена японская магнитола «Шарп», которую в СССР запросто можно обменять на автомобиль. А вот караван верблюдов: корабли песчаных пустынь величественно следуют по асфальтированной трассе Кандагар – Кушка.

Для того чтобы попасть в Афганистан, я трижды писал рапорт. Хотелось быть полезным стране: наше поколение воспитывалось на рассказах о Великой Отечественной войне, на подвигах дедов. Вот и мой дед, фронтовик Михаил Карпович Киршин, кавалер ордена Славы, много рассказывал военных историй, и я, конечно, с детства мечтал о воинской службе. В СССР это была почетная обязанность каждого гражданина!

Мальчишки против армии моджахедов

В ноябре 1981 году в составе батальона я был направлен в Узбекистан, в приграничный город Термез. Здесь нас полностью перевооружили и объяснили, что война – это не игра, а противник хорошо вооружен и далеко не дилетант.

На этом фото командир нашей роты Кукушкин Николай Игоревич, командир 1-го взвода Сашка Перевозчиков, 2-го – Лёха Малахов, 3-го – я. Совсем мальчишки. А вот эти бородатые  дядьки – моджахеды. Чувствуете разницу? После двух недель тактических занятий, по понтонному мосту через пограничную реку Амударья, мы зашли в Афганистан. В приграничный город Хайратон. Наш маршрут проходил через Поли-Хумри, перевал Саланг, Чирикар, Кабул, перевал Терра в город Гардез (Пактия), где дислоцировалась 56 гвардейская краснознаменная орденов Кутузова Отечественной войны отдельная десантно-штурмовая бригада. В провинции Пактия стояли 4,5 тысячи моджахедов, во главе организованных банд Гульбеддин Хекматияр по прозвищу «Кровавый мясник».

Первая встреча с «духом»

А вскоре произошла и моя первая личная встреча с настоящим моджахедом. Наша колонна следовала в Кабул, пройдя через перевал Саланг мы вышли в Черикарскую долину. Я – лихой 24-летний советский воин – расположился на броне БРДМ. По рации передают: «…Увеличить скорость, слева по фронту идёт обстрел колонны, в бой не ввязываться!»  Вдруг вижу: из «зеленки» выходит «дух» с гранатометом, и направляет его прямо на мою машину, даже вижу, как из ствола сходит граната. Рыбкой ныряю в люк, задраиваю и ору водителю: «Юра, «духи»! Гони!» Он – по газам, мотор взревел, и наша «рябуха» понеслась, петляя.

Очнулся в Кабуле. Странно: казалось, прошли секунды, на самом деле – 25 минут. В тот день при обстреле 8 человек были убиты, а так же были и  раненые. Увидеть трупы товарищей, погибших от разрывных пуль – страшно. 3 дня ни есть, ни пить не мог. Так для меня началась война. Вот на этом фото я стою, насмерть перепуганный. Самое страшное на войне, что к смерти привыкаешь. А с чем никогда невозможно смириться – так это с детской смертью.

Выход на операцию

Федя

Это Федя. Местный восьмилетний мальчишка-сирота, его родителей повесили моджахеды. Жил на КПП в Кабуле: попрошайничал, бродяжничал, по-русски трехэтажным матом ругался без акцента. Настоящий прохиндей, мог запросто любую технику угнать и что-нибудь стащить. Но мы любили пацана.

Однажды возвращаемся с задания, а мальчишки нет. Яркая коробочка «монпансье» стала причиной смерти рано повзрослевшего, но всё-таки ребенка. Итальянскими взрывчатками начиняли душманы «игрушки-сюрпризы» и упаковки со сладостями. Федя погиб, осталась фотография на память.

Цыган и Люстра

Кстати о минах. Пластиковые итальянские мины миноискатель не брал, их могли обнаружить только собаки. Служили с нами у саперов две восточно-европейские  овчарки – Люстра и Цыган, обнаружение взрывчатых веществ было их основной задачей. Собака, обнаружив мину, должна была на нее сесть и ждать сапера. Но наш Цыган отличался нетерпеливостью, все норовил зубами выхватить чеку. Однажды сапер не успел, рвануло….  Когда Цыган не вернулся с задания, Люстра неделю ничего не ела, так от тоски и издохла. Привезли другую пару. Служба продолжалась.

Сняли итальянские мины

Фауна: варан Степан, мартышка Зинка и другие

Надо отдельно рассказать о наших отношениях с представителями местной фауны. Старшина как то изловил в степях варана, назвали мы его Степаном. Оказывается, эта ящерица отлично поддается дрессировке. Представления с его участием пользовались особым успехом у солдат. Старшина командует: «Стёпа! Штурм Измаила!» Варан самоотверженно бросается на глиняную стену постройки и ползет вверх, подбадриваемый зрителями. Скатывается и снова штурмует импровизированную крепость, пока от усталости язык не вывалится. Судьба черепах и змей менее завидна, бывало и суп из них приходилось варить, а из панциря делали декоративные пепельницы.

Мартышка Зинка еще жила с нами. Ох, и проныра: курила, выпить была не дура, но как истинная дама косметикой пользовалась вдохновенно. Объектом ее «тайной» любви стал наш ротный Кукушкин, ревновала к нему всех ужасно. А тут госпиталь к нам переехал, и ротный неосторожно за медсестрой приударил. Так наша ревнивица настоящей стервой оказалась: при всей роте во время построения с нее юбку стащила, девица – визжать, солдаты – гоготать.  Разгневался наш командир и продал проказницу Зинку в Кабуле.

«Ноу-хау»

Обратите внимание вот на фото видно: у автомата связаны между собой два рожка – это можно назвать «ноу-хау». С одного рожка патроны заканчивались молниеносно, пока лезешь за вторым… В общем, солдатская смекалка не одну жизнь спасла не только в Афгане, но и потом в Чечне.

Некоторое время я служил в роте специальных средств в Кабуле. Нас пятерками или тройками забрасывали в районы предполагаемого прохода банд, нашей задачей была скрытно расставить «тепловизоры»  (такие датчики, реагирующие на человеческое тепло), они учитывали сколько прошло душманов, а в Кабуле оператор видел, какое направление и их количество. В это место направлялась группа захвата. А нас после операции забирали вертолеты, главное – все датчики успеть собрать.

Дорогами Афгана

Потом меня направили в Кандагар, командиром комендантского взвода. Основная задача была охрана и обеспечение безопасной работы штаба бригады на месте постоянной дислокации и в полевых условиях при выполнении войсковых операций. Моя должность помогла мне также побывать почти во всех городах страны, по многим дорогам пройти. Афганские дороги – это отдельная тема.

Дорога на въезде в Кандагар. Вдоль нее стеной стоят эвкалипты, на моих глазах эти заросли проредили капитально. От постоянных обстрелов деревья гибнут, а они там – на вес золота.

Пандшерский лев

Все дороги в Афганистане душманами постоянно минировались. Заходит колонна в ущелье, а моджахеды уже заняли господствующие высоты, и сверху поливают крупнокалиберным перекрестным огнем. И не лишь бы куда попасть, а подрывают сначала первую машину, потом последнюю, обязательно по топливозаправщикам прицельно. Всё, колонна обречена.

Один из  предводителей банды – полевой командир Ахмад Шах Масуд “Пандшерский лев”. Говорили, он закончил военную академию в СССР и защитил диплом по теме “Ведение партизанской войны в годы ВОВ 1941-45 гг.”, Пандшер – это его вотчина.

Кандагарское ущелье

Ты – мне, я – тебе

Со временем научились мы с бандитами договариваться. Бакшиш (подарок). В этой стране все построено на бакшише: ты – мне, я – тебе. Вот шли наши командиры на переговоры и торговались: мы вам машину муки, а вы нас пропускаете через ущелье. Никогда не забуду проход за такой бакшиш через ущелье.

Заходим, поднимаю глаза вверх: духи цепью распределены по всей высоте, стоят в полный рост, оружие на нас направлено. Идем медленно, мысль в голове одна: обманут и хана. На протяжении всего пути по рации слышим: «Только без провокации! Ни в коем случае не стрелять!» Холодок внутри, нет уверенности, что выйдем живыми. Одно подозрительное движение – и такое бы началось. Прошли…

Но на транспортной мине все же подорвался. Шли в колонне из Кабула я на БТРе в замыкании, прошли Бараки-Барак, взрыв.. Хорошо на броне был, вынесло волной, о камушки ободрался и живым остался. А вот Андрей, мой заменщик, по дороге в Кабул под прицел снайпера попал, и было-то всего три выстрела, но одна пуля оказалась смертельной.

«Пьяная смерть»

Надо признаться, что много на этой войне было «пьяных» смертей. Затянется жадно сигаретой молодой солдатик ночью, а огонек становится отличной мишенью для опытного снайпера. Поэтому у меня во взводе с этим строго: курить, пить своим не позволял. Случилась со мной там одна поучительная история, которая навсегда определила моё негативное отношение к алкоголю.

Отмечали «День танкиста» с размахом, один из местных офицеров пригласил нашу компанию в свой кишлак, а изрядно выпив, стал хвастаться своими тремя женами. Даже вытащил их к гостям с женской половины, и давай паранджу с одной сдирать.

Нас предупреждали, что женская половина для посторонних – «харам» (с арабского – «запретные действия»). Говорю ребятам: «Дело пахнет керосином». В общем, мы, не прощаясь, прыгнули в БТР и по газам. И очень своевременно, потому что местные жители уже начали собираться с намерением забить дерзких русских батогами.

 

По прейскуранту

Кстати, паранджу активно использовали душманы для маскировки. Вот фотография: переодетый душман попал в оцепление, и ему пришлось сдаться. Ребята собрались посмотреть на красавчика-вояку. К таким операциям привлекали местных женщин из церондоя (милиции).

Вообще, без регулярной армии Афганистана мы не могли приступать ни к каким военным действиям. Но обычно получалось так: мы воюем, а афганские вояки (сарбозы) сзади лежат. После боя увозят уже связанных бандитов в участок, подержат и отпустят в соответствии с гуманным законом молодой демократической страны, а они снова за БУРы. Для них война – доходное дело, все по прейскуранту за каждую голову неверного.

“Петь не буду!”

Любая война – это всегда пот, кровь и слёзы. Каждый день война – такое может любого свести с ума, сделать циничным. Может поэтому, а может вопреки, на войне было место и празднику: в каждом подразделении своя баня, а после бани чай и песни под гитару до утра, и театрализованные представления. А самыми радостными событиями были шефские концерты звезд советской эстрады. В то время многие из знаменитостей приезжали поддержать боевой дух воинов-интернационалистов. Некоторые встречи оказались незабываемыми.

С концертом прилетела в часть Роза Рымбаева (в те годы ее называли поющим соловьем Азии), я должен был ее на своей «рябухе» встретить в Кандагаре. Ей показалось романтичным прокатиться на открытой броне, я отказать не смог. В итоге по прибытии командир бригады при всех объявил мне 7 суток ареста, но моя именитая пассажирка, спрыгивая с БТР, решительно объявила: «Если вы его накажете, петь не буду!» Вздохнул командир: «Благодари, Мурин, свою заступницу».

Роза Рымбаева в Кандагаре

Приезжала со своим ансамблем и Людмила Георгиевна Зыкина.

«Ты тоже родился в России – краю полевом и лесном, у нас в каждой песне – берёза, берёза – под каждым окном»… Эту песню в ее исполнении солдаты слушали стоя.

Спустя 20 лет мы встретились после концерта на Родине. Подарив букет, спросил: «Может, вспомните меня: Афганистан, 1983 год?» Она внимательно посмотрела на меня: «Тебя Коля зовут? А я назвала тебя тогда Колокольчиком». Вспомнили, как Людмила Георгиевна пыталась выбить песок из концертных платьев, а я отправил ей на помощь солдата. Тогда, подозвав меня, она сказала: «Запомни, Колокольчик, я простая русская баба и всё привыкла делать сама».

Встреча с Людмилой Зыкиной

За каждого из нас Бог горой стоял

С теплотой вспоминаю наше боевое братство. А библейская фраза: «Нет больше той любви, чем положить жизнь за други своя», – для нас была не пустым набором слов. Умирать никому не хотелось, но установка у всех была одна: сам погибай, но товарища выручай. На войне атеистов я не встречал, за каждого из нас Бог горой стоял, а иначе невозможно понять и объяснить многие передряги, из которых мы выходили живыми.

Что еще хорошего можно вспомнить из пережитого… Наверное, доброжелательное отношение местного населения. Шурави рафик – так обращались они к нам, что значит: русский друг. При встрече старались угостить домашними лепешками. Люди понимали: мы воюем не против них, а за них, за мир, за справедливость.

Как бы потом ни искажали информацию в России в угоду западу – не было у нас цели захватить государственную власть и поработить народ. Цель была другая: оказать поддержку установившемуся демократическому строю в стране.

Парашютная секция

Война для меня закончилась, и надо было втягиваться в обычную жизнь. Переход к мирной жизни для меня прошел практически безболезненно благодаря детям. Мы оказались друг другу нужны: им было интересно общаться с участником боевых действий, а мне было чем с ними поделиться. В общении со школьниками я нашел свою отдушину.

В 1987 году в старом здании школы №6 мы с афганцами  организовали парашютную секцию, на базе которой впоследствии был создан авиаклуб «Можга». Весь город и вся советская власть тогда помогала нам в этом, зная, что город Можга – Родина Владислава Крестьянникова, трехкратного Абсолютного чемпиона мира по парашютному спорту!

Танки в городе

А эта история могла произойти только в нашей стране и только в смутное время. В 1989 году по улицам провинциального городка в Удмуртии прошли два танка. Что случилось? Путч? Переворот? Смена власти? Нет! Это афганец Мурин две списанных БМП пригнал из Чебаркульского военного гарнизона для патриотического клуба «Служу Советскому Союзу» и прокатил на них школьников. Восторгу мальчишек не было предела. Позже, конечно, пришлось расстаться с техникой, не нашла идея поддержки у городских властей, но история эта у многих осталась в памяти.

Кому нужна была эта ваша война?

Спрашивают меня.

Я отвечаю.

Ребята с честью выполнили свой интернациональный долг. По сути, советские войска на протяжении десяти лет не противостояли оппозиционным партизанским отрядам, а сражались с хорошо обученными и до зубов вооружёнными боевиками. При этом советские солдаты и офицеры не только защищали объекты, но и способствовали строительству мирной жизни, обеспечивали развитие инфраструктуры. Не случайно в Афганистане их даже сейчас, тридцать лет спустя, вспоминают с благодарностью.

Другое дело, что пересмотр внешней политики и переход к «новому мышлению» полностью разрушили уважение к советской армии. Если у страны нет интересов, то и оберегать их незачем. Об афганской войне постарались забыть, а вместе с ней — и о тех, кто на протяжении десяти лет блестяще исполнял свой долг, проявляя мужество и воинскую доблесть. Хорошо, что сейчас отношение хоть и постепенно, но меняется. Люди не случайно называют нас «афганцами», за верность и дружбу с афганским народом!

Гвардии прапорщик Николай Мурин

Из удмуртского городка Можги, численностью менее 50 тысяч, в Афганистан ушло 153 парня, из них семеро погибло на войне. Будем помнить:

1. майор Балобанов Виталий Николаевич (1948-1983)
2. рядовой Головизнин Сергей Васильевич (1963-1983)
3. капитан Горынцев Валерий Алексеевич (1956-1986)
4. рядовой Сергеев Сергей Иванович (1964-1983)
5. ефрейтор Смышляев Сергей Геннадьевич (1964-1983)
6. лейтенант Тихонов Михаил Николаевич (1960-1983)
7. рядовой Федулов Валерий Владимирович (1964-1984)

Они остались верными присяге! Вечная слава героям!

www.pravmir.ru

Читать книгу Дневник пехотного лейтенанта. Воспоминания об афганской войне Алексея Орлова : онлайн чтение

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Алексей Орлов
Дневник пехотного лейтенанта. Воспоминания об афганской войне

© Орлов А. Н… 2014

© Издательство «ВегаПринт», макет, 2014

* * *

Посвящается славной пехоте 860-го отдельного Краснознаменного Псковского мотострелкового полка

Fortes fortune adiuvat

(Смелым судьба помогает)

Латинская пословица

Горы Гиндукуша, высота Зуб (2700 м). Здесь располагался мощный душманский укрепрайон, 5-ая мср трижды с боем брала эту высоту.

Записки безупречной правдивости

Об афганских событиях 1980-х годов написано много и снято фильмов немало, особенно в последнее время. Рассказывают о них и те, кто прошел Афганистан, и те, кто там никогда не был.

Именно поэтому так интересен материал, представленный Алексеем Орловым на суд читателя. Основой для написания послужили записи из дневника А. Орлова, который он, практически ежедневно, вел, проходя службу в Афганистане, и сохранившиеся письма жене, а иллюстрациями – фотографии того периода.

Я прочитал этот материал на одном дыхании, многие зарисовки настолько яркие, что порой казалось, я нахожусь на войне и вижу все своими глазами. Изложение событий дано простым языком, без пафоса, как шла служба солдата, выполнявшего свой долг там, куда направила его Родина.

С Алексеем Орловым я учился в одной группе в Общевойсковой академии имени М. В. Фрунзе. Наши совместные годы службы и учебы пролетели очень быстро. После академии военная судьба разбросала нас в разные концы страны. Алексей продолжил службу в Московском военном округе, а я был направлен в Забайкалье. Но та военная закалка, которая всегда была у Алексея, его исключительная честность и порядочность, готовность всегда прийти на помощь товарищу запомнились мне надолго.

Мне вспоминаются его доклады на занятиях по оперативному искусству. Им четко, грамотно и обоснованно принимались решения с учетом минимально прогнозируемых потерь и особенностями реальной обстановки, как и следует настоящему командиру.

Таким же был лейтенант Орлов и во время своей службы в Афганистане. Читая его воспоминания, ловил себя на мысли, что все именно так и было: проблемы и радости, утраты и подвиги, поддержка товарища и предательство негодяя. У каждого, кто избрал профессию военного, и кто, как и Алексей Орлов, посвятил себя полностью честному исполнению воинского долга, действительно было так…

Я твердо знаю, что все, от первой до последней страницы, написанное А. Орловым, правда. Возможно, не все художественно, но он не писатель и не журналист, он – настоящий офицер, и от этого его записки, на мой взгляд, еще более интересны.

Важно и то, что при подготовке книги Алексей Орлов работал с подлинными документами 860-го отдельного мотострелкового полка, в котором он проходил службу в Афганистане, находящимися ныне на хранении в Центральном архиве Министерства обороны Российской Федерации.

Здесь, в архиве, в котором я проходил в службу, а теперь работаю, судьба свела нас еще раз. Приезжая неоднократно, Алексей изучал документы кропотливо и вдумчиво. Архивные документы помогали ему восстановить хронику событий в памяти, а дневники – уточняли детали. Многое бередило душу, о чем-то он рассказывал мне, о чем-то только вспоминал, но не делился ни с кем, а только мрачнел и уносился мыслями в прошлое…

Выход книги Алексея Орлова «Дневники пехотного лейтенанта» – это дань памяти солдатам и офицерам, не вернувшимся с Афганской войны, всем, кто честно исполнил свой воинский долг. Вот с таким настроением я советую прочитать эти воспоминания, посвященные непростому периоду ведения боевых действий в Афганистане и нашей лейтенантской юности.

Игорь ПЕРМЯКОВ, начальник Центрального архива Министерства обороны Российской Федерации, полковник запаса. Март 2013 г., г. Подольск Московской области

От автора

Что такое война – знают те, кто не знает войну. А кто знает – тому о ней трудно судить однозначно: это ж – как океан, который всегда озадачивает…

Ю. Белаш

Почему я вдруг взялся за эти записки? Четверть века прошло с момента окончания Афганской войны и почти тридцать – как она закончилась для меня.

Разное отношение было к тем, кто воевал на той «необъявленной войне» за прошедшее время: полное умолчание вначале, восторженное с середины восьмидесятых, оплевывание и поливание грязью в девяностых, непонятное сейчас.

В последнее время мне довольно часто задают вопросы: для чего всё это было нужно? Зачем нужны были все понесенные потери? Я всегда отвечаю одинаково – мы выполняли свой долг, мы защищали свою Родину. Все, кто побывал в Афганистане, искренне верили в это (и сейчас никто из тех, кого я знаю, не собирается в этом разувериться).

Мне, как и многим моим сверстникам, довелось оказаться в Афганистане сразу же после окончания училища. Мы, командиры взводов и рот, были настоящими пахарями на той войне. Как трактористы на колхозных полях, так и мы в горах Афганистана делали свою ежедневную, нелегкую, порой рутинную работу. Правда, платой иногда за выполненную работу была – жизнь.

Были среди нас герои настоящие, были по разнарядке, были купленные ордена, но нам, пехотным лейтенантам, они не продавались, мы зарабатывали их своим потом и кровью. С годами возникает множество небылиц, легенд, правда переплетается с ложью. О тяжелом труде лейтенантов пехоты, которые всегда были рядом с солдатами, а в бою всегда впереди, мне хочется рассказать. Хочется рассказать правдиво и беспристрастно. Ни одного слова лжи не будет в этих воспоминаниях, пусть будет моя правда суровой, неприглядной для кого-то, но о ней надо знать. Пусть все, прочитавшие мои воспоминания, узнают о том, чему я был свидетелем, что пришлось пережить.

Место службы – Афганистан

После окончания Омского Общевойскового командного училища в июле 1982 года я получил назначение в Туркестанский военный округ. Так как мне вручили заграничный паспорт, стало ясно, что место предстоящей службы – Афганистан.

Месяц отпуска пролетел незаметно, и вот снова радостная встреча с товарищами. Всех, кто ехал служить за границу, собрали в училище, где вручали предписания. Прощальный вечер пролетел незаметно, спать не ложились, не могли наговориться. И вот начались проводы с Омского железнодорожного вокзала. Кто-то ехал служить в Германию, кто-то – в Монголию, Венгрию, Чехословакию, ну а я – в Афганистан.

Больше двух суток тащился поезд из Омска до Ташкента. Перед Алма-Атой впервые в жизни увидел горы, разглядывал с любопытством, не представляя, что в недалеком будущем будет очень тоскливо от подобных пейзажей.

30 августа

Прибыл в Ташкент. В бюро пропусков штаба округа встретил Юру Рыжкова, однокашника, с 3-го взвода. Поднялись вместе в управление кадров, оба получаем назначение в войсковую часть п/п 89933. Нам разъяснили, что это 860-й отдельный мотострелковый полк, который дислоцируется в г. Файзабад Бадахшанской провинции. Кадровик все уши прожужжал о том, как замечательно нам будет служить в этом полку. Для чего? Мы, выпускники прославленного училища, воспитаны в духе старой офицерской школы. Куда Родина направит – там и будем служить, готовы к любым трудностям и испытаниям. Появился червячок сомнения, не попроситься ли в другую часть. Но пришла здравая мысль – приедем, увидим. Закончив все дела во второй половине дня, решили перекусить. Рядом находился ресторан «Сайохат». Когда вошли, нашему взору предстало удивительное зрелище. В ресторане одни офицеры и прапорщики, ну еще женщины, почему-то показалось, что все они представительницы одной, самой древней профессии. Смешение всех существующих форм одежды: парадная, повседневная, полевая полушерстяная и хлопчатобумажная, комбинезоны танковые черные и песочные, голубые летчиков, были даже некоторые в горной робе, обутые в альпинистские ботинки с триконями.

Играл ансамбль, и перед каждой песней в микрофон звучали объявления: «Для воинов-десантников, возвращающихся из Афганистана, звучит эта песня», «Капитану Иванову, возвращающемуся из Афгана, мы дарим эту песню», «Для офицеров Н-ского полка, возвращающихся в Афганистан, прозвучит эта песня» и так далее. Естественно, за это бросаются деньги, чувствуется, доход музыканты получают неплохой. Пообедали, выпили по сто граммов и, взяв такси, поехали на пересыльный пункт.

Первое, что пришло в голову при виде сарая, в котором стояли двухярусные армейские койки без матрасов – ночлежка, как из пьесы Горького «На дне». То ли казарма какая-то старая, то ли склад какой-то раньше был. Вокруг почти все пьют. Вспоминаются есенинские строки: «Снова пьют здесь, дерутся и плачут». Поют песни с хмельным надрывом, пляшут, кому-то бьют морду, наверное, за дело, кто-то, перебрав, рыгает, кто-то рассказывает о своих подвигах, кто-то рыдает в пьяной истерике – и так почти до утра.

31 августа

Подняли рано, некоторые не ложились вообще. Многие страдают с похмелья, но мужественно терпят. Загрузились в ПАЗик и выехали на военный аэродром Тузель. Здесь нужно пройти таможенный досмотр и паспортный контроль.

Досмотр все проходят по-разному.

Меня спросили, – Первый раз?

– Первый.

– Проходи.

Можно было провезти все что угодно. Но так как мы были инструктированы и в училище, и в штабе округа, то более двух бутылок водки с собой не догадались прихватить. У товарищей с помятыми лицами просили предъявить багаж для осмотра и, не дай Бог, находилась бутылка, превышающая норму. Главное национальное богатство можно было пронести в желудке, но не в багаже, чем многие и пользовались, у кого сколько сил хватит. Некоторых отводили в комнату личного досмотра, где обыскивали по полной программе с раздеванием, отрыванием каблуков, вскрытием консервных банок, выдавливанием зубной пасты из тюбиков и ведь находили спрятанные деньги. В отстойнике в ожидании вылета каких только историй на эту тему не наслушаешься. Бросилось в глаза, что никто не помогает женщинам, их достаточно много, поднести тяжелые чемоданы. На вопросы типа: «Где же рыцари?» – кривые ухмылки и полное игнорирование. Чекистки – ловлю краем уха чей-то возглас. Зато тех девушек, женщин, которые едут из Афганистана, в буквальном смысле носят на руках.

Но вот все закончилось, загрузились в ИЛ-76, большинство самостоятельно, некоторые с помощью товарищей. Взлетаем, налетела грусть, все-таки расстаемся с Родиной. Удастся ли вернуться? Ташкент показался таким родным городом.

Часа через полтора самолет начинает резкое снижение, такое ощущение, что пикируем. Как потом объяснили, подобная экстремальная посадка производится в целях безопасности, меньше шансов быть сбитым. Посадка произведена, самолет заруливает на стоянку, глохнут двигатели, открывается рампа, и…

Мы попадаем в пекло. Такое ощущение, будто ты вошел в парилку, где только что ковшик поддали на каменку. Раскаленное небо, раскаленная земля, все дышит зноем, кругом горы, горы, горы, пыль по щиколотку. Все вокруг, как на цементном заводе, покрыто пылью, земля потрескалась от жары. У рампы стоят два прапорщика, словно сошедшие с экрана американского вестерна ковбои. Прокаленные солнцем лица, лихо заломленные панамы, выгоревшее хэбэ, на плечах автоматы со спаренными, перевязанными изолентой магазинами – «мужественные парни, настоящие боевики». Это прапорщики с пересылки, куда они нас в скором времени и доставили.

Отдали предписания, продовольственные аттестаты, получили инструктаж, устроились. Перевели часы на местное время, на полтора часа вперед московского. Порядка здесь намного больше, чем в Ташкенте. Получили даже постельное белье, позавтракали. В палатках духота, воды нет, это величайшее благо для здешних мест завозят три раза в день, хватает на два часа, пить невозможно, настолько сильно хлорирована. Для тех, кому пришло время убытия в свои части, звучат объявления по громкоговорителю, он почти не умолкает. Сидя в курилке, наблюдаем, как заходит на посадку МИГ-21, садится как-то неуверенно, при посадке вдруг переворачивается и загорается. Позднее прошла информации, что летчик погиб. Вокруг периодически внезапно начинается какая-то стрельба и также внезапно заканчивается. Так прошел первый день пребывания на афганской земле.

1 сентября

Наконец-то дошла очередь и до нас. Уже после обеда громкоговоритель вещает: «Лейтенантам Орлову и Рыжкову прибыть в штаб для получения документов». В очередной раз получаем предписания, продовольственные аттестаты и нас вывозят на аэродром. В Файзабад путь лежит через Кундуз и вскоре туда летит Ан-26.

Минут через сорок приземляемся на кундузском аэродроме. Самолет встречают военные. Объятия, радостные встречи. Один из прапорщиков спрашивает, есть ли кто на Файзабад. Отзываемся и идем через взлетную полосу в расположение роты материального обеспечения полка, она находится в Кундузе. Здесь же файзабадская пересылка для убывающих из полка и прибывающих в полк. Она представляет собой землянку, где впервые располагаемся с комфортом, приятно после палящего солнца отдохнуть в прохладе. Для нас тут же накрывают стол, подают ужин. Расспрашиваем про полк, подходит еще один прапорщик, и начинаются рассказы. Неделю назад в полк прибыла большая колонна по доставке грузов, подорвались танк и БРМ (боевая разведывательная машина), несколько человек погибло. Нас ненавязчиво раскручивают на водку. Юра достает одну, я не поддался, берегу. Выпили, еще поговорили и легли отдыхать.

2 сентября

Сегодня на Файзабад летят «вертушки», так здесь называют вертолеты. Пара МИ-8 везет почту и что-то еще. Договариваемся, садимся, минут через сорок-пятьдесят призем ляемся в файзабадском аэропорту. Нас встречают, точнее, не нас, а вертолеты, здесь все прибывшие вертолеты кто-то встречает. Сегодня честь выпала почтальону, а, может быть, должность его называется как-то по-другому. Автомобиль ЗИЛ-157, в народе называется «мурмон», подкатывает к трапу, перегружаются мешки с почтой, еще какой-то груз, забираемся в кузов и едем в полк. А он, вот он, через речку стоит, рукой подать, но по дороге километра два.

Если смотреть сверху, то полк располагается как бы на полуострове, река Кокча делает здесь петлю, омывая расположение полка с трех сторон. Переезжаем бурную речку по мостику без перил, на въезде стоят постаменты с БМП и БРДМ, между ними металлическая конструкция в виде арки, украшенной лозунгами и плакатами, справа КПП. Краем глаза заметил в правой кормовой двери БМП аккуратное, словно тонким сверлом сделанное отверстие от кумулятивной струи противотанковой гранаты. Нас высаживают у штаба полка, представляющего собой небольшой щитовой домик. Представились командиру полка. Полковник Арутюнян, типичный выходец с Кавказа, пышные усы, украшающие его лицо, только подчеркивали это. Удивительно по-доброму, можно сказать, по-отечески с нами поговорил, пригласил заместителей, познакомил. Не оказалось только начальника штаба, находился в отпуске. После беседы с командиром зашли в строевую часть. Я был назначен в пятую роту, Юра Рыжков – в четвертую. После этого нам было предложено представиться командованию батальона.

В штаб второго батальона нас проводили офицеры, собравшиеся у штаба. Прибытие новых людей – значительное событие в жизни полка и по этому поводу собралась целая группа офицеров и прапорщиков, сработало сарафанное радио. Знакомимся на ходу.

Штаб представляет собой обыкновенную палатку УСТ (унифицированная санитарно-техническая). Командир батальона майор Масловский, высокий, крепкого телосложения, немного развязный, этакая белокурая бестия. Начальник штаба капитан Ильин, строгий, подтянутый, весь такой уставной, чувствуется военная косточка. Замполит майор Екамасов и зампотех майор Санников пока никакого впечатления не произвели. После недолгой беседы, где нам было рассказано о традициях батальона, о том, что второй батальон воюющий, участвует во всех боевых выходах, мы были переданы командирам рот для дальнейшего знакомства. Правда, перед этим я, помня наставления училищных офицеров, предложил вечером представиться по случаю прибытия в славный боевой батальон, что и было принято на ура.

Познакомился с офицерами роты. Командир – капитан Виталий Глушаков. Чувствуется, умный, грамотный офицер, служит здесь около года, замполит – Володя Яковлев и единствен ный на данный момент командир третьего взвода Валера Мещеряков – чуть больше года. Проводили меня в офицерское общежитие, модуль – сборно-щитовой, по сути, фанерный домик. Располагаюсь, мне выделена койка, расставляю чемоданы, развешиваю форму…

Часов в восемнадцать начинают собираться гости, офицеры и прапорщики. Прапорщиков трое: Юра Танкевич, старший техник шестой роты, Костя Бутов, старший техник нашей роты и техник по вооружению батальона Коля Рудникевич, примечательная личность, под два метра ростом, здоровенный, энергичный, оказывается, всего лишь на неделю раньше прибыл. Вечер начался торжественно, наши три бутылки были разлиты человек на двадцать, комбат сказал доброе слово о вливании свежей крови в офицерский состав второго батальона, и… понеслось. На стол была брошена панама, которая буквально через пару минут была заполнена чеками Внешпосылторга. Оказывается, в полку есть несколько точек, где в любое время дня и ночи можно приобрести водку, правда, по цене превышающую ее номинальную стоимость раз в пять, а, если учитывать курс чека к рублю, то раз в десять. Водкой торгуют: командир третьей минометной батареи – капитан, казначей полка – прапорщик, начальник офицерской столовой – вольнонаемная женщина. Вот уж воистину, кому война, а кому мать родная.

Выполнить почетную обязанность вызвался Сергей Рябов, командир взвода шестой роты, «Еж, Ежик», как его называют. Я решил составить ему компанию. Афганская ночь, в метре ничего не видно, как будто в комнате без окон выключили свет, такие возникли у меня ощущения. Чуть ли не на каждом шагу слышится: «Стой два, Стой три, Стой пять» – это такая система паролей здесь. На сегодня установлен семь, то есть нужно ответить недостающую цифру до семи. Но Серега ориентируется уверенно, и минут через двадцать мы с ящиком водки возвращаемся в модуль. Я считал себя крепким в отношении спиртного, тем не менее сломался в час ночи, народ гудел до трех и то потому, что шестая рота в пять утра уходила на боевую задачу. Начальник штаба оказался единственным, кто не пьет водку вообще. Весь вечер потягивал минеральную воду.

Офицерский модуль – сборно-щитовой домик, где жили офицеры и прапорщики. 1982 г.

3 сентября

Утром представили личному составу роты. Расположение роты представляет собой две палатки УСБ (унифицированные санитарно-барачные), каждая человек на пятьдесят для проживания; одну палатку УСБ, где находятся кладовая, бытовая комната и канцелярия; погребок для питьевой воды и курилка; немного в отдалении, в палатке УСТ, огороженной колючей проволокой, комната для хранения оружия.

Познакомился со взводом. По штату со мной – 21 человек, налицо – 18, двое в командировке. В батальоне первый взвод в шутку прозвали «иностранным легионом», потому что служат представители двенадцати национальностей. Во взводе шесть пулеметов Калашникова (ПК), да еще нештатный автоматический гранатомет (АГС-17) – очень мощное оружие. Заместитель командира взвода Боря Сычев ровесник, 1960 года рождения, награжден орденом Красной Звезды, через месяц увольняется, смотрит недоверчиво. Во взводе еще двое увольняются осенью, оба раненые, награжденные, сейчас работают на строительстве офицерской столовой, дембельский аккорд. А пока столовая располагается за штабом нашего батальона и тоже в палатке. Получил экипировку, хэбэ, оружие, правда, вместо ботинок с высокими берцами выдали солдатские парадные ботинки. Ногам легко и удобно, а как в горах, посмотрим.

Вернулась шестая рота, за Файзабадом нарвались на душманов, был бой, но, слава богу, вернулись без потерь. Костя Чурин, командир первого взвода, выпрыгивая из БМП, ударился копчиком об камень, передвигается с трудом, его подначивают, а он злится, подробности боя рассказывают с юмором. Вечером снова был праздник, только водки было мало, зато браги местного производства – сколько хочешь. Местные умельцы приспособили для ее изготовления столитровый бак из ПАКа (полевой автомобильной кухни). Рецепт простой – кипяченая вода, сахар, дрожжи. Сегодня третий день, как была поставлена, и уже дошла. Об этом мне рассказал Рябов Сергей, с которым мы живем в одной комнате, и у нас рядышком находятся койки. С ним у меня с первого дня установились дружеские отношения.

4 сентября

Сегодня парко-хозяйственный день. До обеда работаем в парке боевых машин, после обеда баня. Проверил БМП – новенькие. Они только что пришли в полк с последней колонной. БМП-1ПГ, таких в полку больше нет. На них навешены стальные бортовые экраны, прикрывающие поддерживающие катки, над ними металлические полосы на удалении примерно сантиметров трех, что не позволит пробить борт из ДШК, да и струю кумулятивную разобьет, усилено днище под механиком-водителем и командиром, но, думаю, чисто символически, потому что дополнительная стальная плита толщиной два сантиметра, размером 40×40 см, крепящаяся на болтах, защитить может только морально, на башне установлен станок для крепления АГС-17, вот и все отличия от БМП-1. Пообщался с механиками-водителями, бросилось в глаза, что это особая каста неприкасаемых, занимаются только своим делом, если все на машине в порядке, могут и вздремнуть в десанте, надеюсь, что это правильно.

После обеда пошли в баню. Она построена на берегу речки и представляет собой прилепившуюся к крутому берегу на повороте Кокчи каменную постройку из дикого камня. Рядом ДДА (дезинфекционная душевая установка), автомобиль на базе ГАЗ-66, короче, армейская баня, которая забирает воду из речки, нагревает ее и подает в палатку, или, как в нашем случае, стационарное, сложенное из камня помещение. Внутри моечный зал человек на тридцать, правда, сосков всего восемь, парилка с каменкой и бассейном. Каменка раскалена, температура под 100°С, вода в бассейне ледяная. После парилки так здорово окунуться, жить сразу становиться веселее. Парилка – бассейн – парилка – бассейн – мойка – это я выдержал такой процесс, а некоторые раз по пять-шесть залезали в парилку, у кого, сколько здоровья хватит. После бани, как говорил великий Суворов, – «Продай последнюю рубаху»… – Ничего не продали, но выпили.

5 сентября (воскресенье)

Как ни странно, но в полку проводится спортивный праздник, как будто не покидал родное училище. Подъем переворотом, кросс 1 км, 100 м только не бежали. Я в батальоне прибежал третьим. Первым был капитан Ильин, как оказалось, кандидат в мастера спорта по офицерскому многоборью, вторым Женя Жаворонков, командир шестой роты, с ним всю дистанцию боролся, но пару секунд проиграл. После этого искупались, вода ледяная, холодом прямо обжигает, зато и бодрости прибавляет. На речке хорошо, но нужно готовиться к занятиям. Делу время, потехе час. Сел за конспекты, их к завтрашнему дню нужно написать восемь штук.

6–8 сентября

Занятия, занятия, занятия… Понедельник начался со строевой подготовки. Жара, не могу выдержать питьевой режим, часто пью: родниковую воду, благо родников здесь несколько, холодная, чистейшая, очень вкусная вода, отвар из верблюжьей колючки, своеобразный привкус, но, говорят, в жару лучший вариант – ничего не помогает, а все выпитое тут же выходит потом, и еще сильнее мучает жажда. Старшие товарищи дают рекомендации: днем вообще нельзя пить, в крайнем случае – горло прополоскать, вволю напиться можно только вечером, но пока силы воли не хватает.

Рядом с полком, сразу за колючей проволокой, маленький полигон. Только вышел за ворота 2-го КПП – директриса БМП. Пушечные цели изображают корпуса БТР и БМП, подбитые или подорвавшиеся когда-то, пулеметные – стандартные, установлены на подъемниках, появляются согласно Курсу стрельб.

Справа от директрисы войсковое стрельбище, за ним танкодром. Я в училище всегда стрелял прилично, редко «на хорошо» – в основном «на отлично». Но здесь… Наводчики-операторы короткую остановку делают на две-три секунды вместо десяти, положенных по Курсу и – в цель, в пехоте почти каждая смена стреляет «на отлично», механики-водители все отлично водят, норматив по скорости почти вдвое перекрывают, некоторые еще жалуются, мол, двигатель не тянет – я восхищен.

Все, как в Советском Союзе: строевая, физическая, стрельба, вождение, защита от оружия массового поражения, тактическая подготовка. А где же боевые действия, борьба с врагами? Собирался ведь на войну и жизнь готов отдать за Родину, а тут….

В роте ежемесячно выпускается стенгазета, а в каждом взводе – боевые листки, но в них ничего не пишется об участии в боях, ерунда какая-то «ни о чем» под строгим контролем замполитов. С меня требуются наличие план-конспектов, правильно оформленный журнал боевой подготовки взвода, соблюдение расписания занятий. Куда попал???

iknigi.net

Это, брат, война. Воспоминания участника вооруженного конфликта в Афганистане

15 февраля — День памяти о россиянах, исполнявших служебный долг за пределами Отечества

 После присяги — в Кабул

15 февраля — для Налимова особенный день. Это возможность встретиться с однокашниками, поговорить о семье, детях, поделиться успехами в бизнесе — и ни слова о войне. Кому однажды довелось попасть в беспощадное жерло Афгана, не любят вспоминать локальные события, растянувшиеся на десять лет и долгие километры от Кабула до Джелалабада. А на вопросы журналистов афганцы отвечают кратко, не углубляясь в подробности. Пришлось потрудиться, чтобы собеседник вернулся в укромные уголки своей памяти, где надолго затаились воспоминания о боевой юности, погибших товарищах, подрывах, первом опыте обращения с огнестрельным оружием и неправдивых строках писем домой: «У меня все в порядке, здесь спокойно».

В 1986 году Налимову, как и многим его товарищам, пришла повестка в военкомат. Здоровый, настроенный серьезно на службу в армии, он даже ждал этого события, потому что всегда считал, что настоящий мужчина должен пройти эту школу мужества. Из военкомата Ленинского района Барнаула его прямиком отправили в Фергану, красивый город в Узбекистане. Там базировалась учебная часть десантно-штурмового батальона. Быть десантником Алексей хотел с детства: голубой берет, полосатая майка, накаченные бицепсы были пределом мечтаний взрослеющего мальчишки, а тут сама судьба подкинула такую возможность. Не беда, что далеко от дома. Любящие родители пообещали навещать его периодически. И не слукавили. Они не могли пропустить важного события в жизни сына — военную присягу, которую их Алешка принял с честью. Вот только совсем не ожидали, что после того, как отец радостно скажет: «Мы гордимся тобой, сын!», тот объявит, что их батальон отправляют в Кабул.

Мать не сразу поняла, где это. Ведь и узбекскую Фергану она еле нашла на карте. Вопросительно взглянув на мужа, онемевшего от неожиданной новости в такой праздник, женщина ждала объяснения. Сын не заставил долго томиться: «Это Афганистан».

«Знаете, мама не проронила ни слезинки, держалась изо всех сил. Я видел, что ей тяжело, что она готова была кричать от боли и обиды, что в ее глазах затаился немой вопрос: «Зачем?», на который я смог ответить однозначно: «Так надо. Это приказ», — вспоминает ветеран Афганистана.

И ведь на самом деле желания никто не спрашивал. Просто дали время на сборы, загрузили в эшелоны и повезли в каком-то новом, совсем незнакомом направлении.

В афганской глуши

Это был самый разгар войны. Тогда еще молодые ребята не знали, что уже через три года советские войска с территории республики будут выведены, да и сама ситуация, накаляющаяся то ли от палящего афганского солнца, то ли от взрывов боевых снарядов, даже не намекала на завершение кампании.

«Кабул был большой пересылкой. Отсюда нас раскидывали по всей территории Афганистана, где велись боевые действия. Я попал в Джелалабад. Город был расположен очень далеко от столицы, практически на границе с Пакистаном. Если в другие уголки республики к ребятам приезжали артисты с концертными программами, им привозили кино, то у нас была настоящая глушь», — рассказывает ветеран.

Поэтому сидеть на одном месте было скучно и неинтересно. Юношеский максимализм просил ярких событий и активного участия в боях, ведь на войну же привезли.

«Тогда страха не было вообще, может быть, в силу возраста или потому, что не понимали, куда попали. Ведь когда не знаешь, что тебя ждет, то не можешь оценить всей опасности ситуации и кажется, что тебя беда точно не настигнет», — делится Алексей.

Чтобы не было мучительно больно умирать

Осознание пришло позже, когда приходилось выезжать на машинах БМП-2, сопровождая колонну грузовых автомобилей, изучать караванные тропы, залегать в засаде в ожидании каравана и уничтожать душманов (так русские называли своего потенциального врага). Здесь впервые ему довелось стрелять, убивать и, что страшнее всего, видеть смерть товарищей, с которыми еще несколько часов назад приходилось буквально есть из одной чашки, делиться полотенцем и засыпать под приятные рассказы о доме, родных и маминых пирожках.

«У нас был санинструктор Лапочкин, так вот, снайперская пуля угодила ему прямо в живот. Все произошло на моих глазах», — нехотя рассказывает собеседник.

Алексей бросился на помощь товарищу. Судорожно он стал вспоминать, как на самых начальных занятиях по приезду в Афган их обучали оказывать первую помощь. Второпях он забинтовал огнестрельную рану, в своей аптечке нашел ампулу «Промедола» и дрожащей рукой вколол препарат сослуживцу. Налимов понимал, что после такого ранения вряд ли санинструктору удастся выжить, так пусть хоть будет не так мучительно больно. Обезболивающее подействовало, но довезти раненого до госпиталя санитары не успели, боец скончался…

Вот тут пришло понимание, что это, брат, война. Впервые за целый год 19-летних мальчишек окутал жуткий страх. Его старались отгонять, рассказывая друг другу веселые истории, — только бы не молчать, только бы не уходить в себя, иначе с ума сойти можно. Однако по ночам ужас поднимал в холодном поту, в обед забирал аппетит, вызывая лютую ненависть к противнику, но не к родному государству, которое их, еще совсем «необстрелянных» юнцов, отправило в самое пекло событий.

«Что бы ни говорили, а я считаю, что нашей стране это было нужно. Не приди туда мы, пришли бы американцы, и неизвестно, чем бы обернулось все. А значит, мы защищали не только дружественный нам афганский народ, но и интересы своего государства», — заявил афганец.

Весь экипаж выбросило взрывной волной

Сегодня на лацкане его праздничного пиджака, который хранится в семейном шкафу для торжественных случаев, наряду с юбилейными медалями, красуется орден Красной Звезды. Так и умолчал бы Алексей Налимов скромно об этой высокой награде, если бы до начала интервью с героем Валентина Булгакова, председатель Алтайского регионального отделения Всероссийской общественной организации семей погибших защитников Отечества, не поделилась важным фактом с корреспондентом «МК».

Немного помешкав, ветеран начал свой рассказ: «Да никаких героических поступков я не совершал. Как обычно, мы выехали на операцию по захвату противника…»

…Это был обычный осенний день 1987 года. Привычным путем колонна советской бронетехники двигалась по уже знакомому маршруту. БМП-2, в которой ехал Алексей, в длинном автомобильном строю была далеко не первой. Вокруг все дышало спокойствием. Местность знакомая, а значит, ничто не могло предвещать беды, но водитель бронированного авто почему-то решил слегка сдать к обочине. Неожиданно что-то прогремело, и всех семерых представителей экипажа выбросило взрывной волной. Только в госпитале Алексей пришел в себя. Страшно ныло искалеченное плечо, но больше всего волновал вопрос: «Как там ребята?» Доктора успокоили Налимова, что выжили все. Вот только свидеться им больше не пришлось. Потому что полтора месяца его возили по госпиталям: сначала в Пули-Хумри, потом в Кундуз, затем в Кабул, после в Ташкент. Затянувшееся «госпитальное турне» закончилось демобилизацией на родину.

«Вот за это и награда. В рубашках, видно, мы все семеро родились, или мина была слабая», — поясняет ветеран.

Братство шурави

Тех, кто когда-то прошел Афган, сегодня неслучайно называют «Боевым братством», потому что, как и там, в знойных песках, они дома продолжают поддерживать друг друга. Война сближает, заставляет стоять грудью за товарища, помогать в трудную минуту.

По возвращении на Алтай Алексей нашел соратников-шурави. Вместе они создали Ленинское районное отделение Союза ветеранов Афганистана в Барнауле. Возглавить организацию доверили Налимову. Стали собираться, делиться планами на будущее, организовывать акции взаимопомощи, а также поддержки матерей, чьи сыновья так и не вернулись с войны.

«В рамках общественной организации мы вели хозяйственную деятельность, чтобы была возможность зарабатывать деньги на благотворительность и свои личные нужды. У нас было охранное предприятие, затем строительное, был патриотический клуб для подростков. Из заработанных средств матерям и вдовам погибших ребят мы оказывали материальную помощь: кому-то деньги нужны были, кому-то картошка на зиму, уголь, дрова. Подарки на Новый год делали всем», — рассказывает десантник.

Сегодня организации уже нет. Каждый из ребят обзавелся своим собственным бизнесом, но они неизменно держат связь с региональным отделением Всероссийской общественной организации ветеранов: могилку ли на кладбище погибшему товарищу подправить, или его больную престарелую мать в госпиталь на своем автомобиле увезти. Эти впитанные в подкорку головного мозга еще в афганском бою отзывчивость и взаимовыручка не позволяют сегодня пройти мимо чьей-то проблемы.

Сейчас у Алексея прекрасная семья: жена, две дочери и уже есть внук. Девчонки есть девчонки — они не особо интересовались военным прошлым отца, да и фотографий из Афгана у него практически нет. Ведь на родину бойца отправили сразу с больничной койки. Сохранились лишь пара-тройка черно-белых снимков, присланных в свое время родным в конверте. Их он планирует показать внуку, когда тот подрастет. Ему же он, возможно, расскажет подробности своего пребывания в Афганистане длиною в один год и три месяца. Сам расскажет, без помощи кинематографа. Потому что художественные фильмы про Афганистан Алексей вообще не смотрит, как и его дед не любил кино про Великую Отечественную: «Задача любого режиссера — привлечь зрителя, а значит, привнести в сюжет «экшен», героизм и перчинку. Многое искажают, а я люблю правду. Вот «документалка» — другое дело».

Еще он не любит торжеств и помпезности по случаю Дня вывода войск из Афганистана, поэтому предпочитает встречаться с друзьями кулуарно. Считает, что праздник — это не определенная дата, а состояние души, и искренне верит, что однажды он выйдет на улицу, запустит в небо с десяток ракет, которые разорвутся на звездном полотне ярким фейерверком, ознаменовав прекращение всех боевых действий, которые все еще будоражат планету.

brl.mk.ru

Афганская война: воспоминания ветерана — РИА Новости, 15.02.2008

Неукоснительно следуя пунктам Женевских соглашений, Советский Союз 15 февраля 1989 года вывел ограниченный контингент своих войск из Афганистана, оставив за собой боеспособные национальные Вооруженные силы, которые успешно противостояли натиску врага более чем три года. И только после развала Советского Союза, когда в Афганистан перестали поступать боеприпасы и горючее для военной техники, афганская армия и ВВС прекратили свое существование.

Об афганской войне не любят вспоминать руководители современной России: ведь она оставила после себя почти 60 тысяч калек, которым сегодня нужно выплачивать пособия по инвалидности. У солдат этой войны отобрали и те мизерные льготы, которыми в свое время руководство страны пыталось заманить их на эту войну.

Рассказать об афганской войне лучше, чем это сделал мой друг Андрей, чьи ампутированные ноги съели шакалы у кандагарского аэропорта «Ариана», я не могу.

Поэтому просто читайте эту быль:

…Результаты, которые мы получаем, нужно закреплять в той реальности, в которой мы живем. Соприкасаясь с реальностью, взаимодействуя с ней, «приземляешься». Во многом это связано с чувством присутствия. Это имеет отношение к тому, насколько удобно вы себя чувствуете и насколько вы готовы к встрече лицом к лицу с реальностью. Можно сказать, что степень «приземления» определяет, насколько твердо вы стоите на земле. Любая деятельность улучшается, когда вы лучше умеете «быть здесь». Чем больше вы присутствуете и уравновешены, тем лучше вы можете замечать, что происходит, тем лучше вы можете делать наилучший выбор, тем лучше вы можете справляться с ситуацией.

Неожиданно остро возникшая необходимость комплексного протезирования, основательно «приземлили» Прицела в подмосковном санатории, выдернув его из штопора, в котором он находился уже второй год. Его поселили в уютный одноместный номер, выдали медицинскую, диетическую карты и большущий пакет какой-то анкеты. Именно заполнение анкеты окончательно «приземлило» Прицела.

По своей природе Прицел не являлся чем-то, что находилось в каком-то месте — мысленно он одновременно присутствовал то в прошлом, то в будущем, то в настоящем. Заполняя анкету, он вдруг неожиданно четко осознал то, что здесь происходило с ним, воспринял то, что здесь находилось пред ним, изложенное в виде его ответов на вопросы анкеты. Он уже не смешивал свое переживание здесь с переживаниями где-то еще.Это было как-то неосязаемо — это ты, но что такое Ты? Можно сказать, что, заполняя анкету нужно было иметь максимальное количество единиц собственного осознания. Так об этом удобнее говорить, но единицы осознания — это вымышленная вещь. Анкета просто позволила сосредоточиться и уравновесить осознание и внимание ЗДЕСЬ и СЕЙЧАС.

Однажды, лет пять назад, так же находясь на лечении в санатории, Прицелу уже доводилось заполнять подобную анкету. В этот раз, толстая, сшитая пачка листов, отпечатанных на лазерном принтере, содержала слишком много вопросов. Отвечать на них, если честно, не очень-то и хотелось. Кому приятно сознаваться в том, что периодически, после контузии, на глаза «падают шторки» и мир погружается «по колено» в красную мутную пелену? Кто признается, что иногда просто хочется, воткнуть воинствующему хаму карандаш в пуп и сломать его там, подарив этим возможность достойно умереть от перитонита? Согласитесь, не совсем обыкновенные пороки из числа тех, что присущи здоровым людям?

Что ни говори, а мало еще людей, способных на сотрудничество с врачами, даже ради собственной реабилитации. Словарь английского языка определяет слово «реабилитация» как процесс восстановления достоинства. Слава, Богу, наши доктора плохо знают английский и реабилитацией считают совершенно иной процесс, не связанный с реанимацией человеческого достоинства у обманутых государством граждан. Их задача проста — выявить антиобщественные тенденции в поведении личности, обосновать их посттравматическим синдромом и предложить варианты социальной локализации в виде «адаптированной среды проживания». Рабочими критериями для такой диагностики психики как раз и служили галочки в пустых квадратиках многостраничной анкеты.

По сути, подход Прицелу был ясен: если наблюдается определённое количество тех или иных критериев, значит, имеет место то или иное заболевание. Детальность изложения вопросов была рождена продвижением идеи о том, что механическая диагностика пациента является вполне приемлемой для данного контингента, характеризующегося высокой степенью скрытой инвалидности.

Ответы на вопросы превращали прожитую Прицелом жизнь в хронику сбитого и, пикирующего к земле, истребителя — события представлялись в виде незамысловатых переключений скрытой биологической мины замедленного действия. Если человек слишком много беспокоился — это становилось «тревожным расстройством». Излишнее увлечение азартными играми, спиртными напитками, лекарствами или перееданием — тоже становилось болезнью.

Составлять списки различных видов поведения, давать этим видам поведения названия, которые звучат как медицинские термины, а потом доказывать, что человек, у которого наблюдается тот или иной вид поведения, страдает данным заболеванием — это делало анкету бессмыслицей, даже с точки зрения элементарной диагностики. Ни один ответ в анкете ничего не мог рассказать Прицелу о причинах тех или иных его состояний или о том, как с ними справиться. Однако это вселяло в других пациентов ложную уверенность, будто здесь имеют место какие-то медицинские понятия.

Жизнь быстро расставила все по местам. Анкетные листы с «вопросником» раздали на завтраке и уже к обеду, их можно было видеть почти в каждом мусорном ведре. Прицел же, решил, добросовестно заполнить все пункты анкеты. Причиной такого самопожертвования стал один из вопросов анкеты: «курили ли вы в период службы в ДРА пыльцу индийской конопли?». Прицел честно сознался, что курил и даже добавил, что первым, кто предложил ему сделать это, был старослужащий соседнего подразделения.

Первый раз выкурить «косяк» Прицелу предложил Бакен — здоровенный дембель, азербайджанец с первого батальона. Настоящее имя его было Самандар. По гражданке он работал то ли электриком, то ли мотористом на каком-то туркменско-азербаджанском пароме. Внушительные размеры непропорционально длинного тела, форма лысой, покрытой шрамами головы, которой он тряс после контузии почти ежеминутно, делали его похожим больше на буй, чем Бакен. Но,его прозвали Бакеном — наверное, в честь столицы Азербайджана.

Прицел был тогда еще молодым сержантом — «только что с самолета». Его назначили старшим команды по разгрузке снарядов к «Граду». Они только что привели в бригаду колонну, груженную «карандашами». Не успев переодеться, сразу после сопровождения, Прицел угодил в бригадиры грузчиков и вынужден был руководить разгрузкой машин на артскладах. Вместе с ними работала группа с первого батальона, во главе с Бакеном. Прицел, как старший, сидел на бруствере капонира, в котором укладывали ящики с реактивными снарядами. Рядом с ним сидел Бакен.

— Укладывайте боеголовкой в сторону от бригады, черепа!

— Кто здесь старший? — начальник артскладов повернулся в сторону Прицела и сидящего рядом с ним огромного Бакена.

— Я старший!

— Как зовут?

— Бакен! — азербайджанец произнес слово с характерным для него акцентом, с ударением на первую гласную.

— Значит так, Бакен, слушай сюда! — артиллерист, называя кличку азербайджанца, сделал ударение на последнюю гласную, превращая, погоняло в человеческое имя.

— Не Бакен, а Бакен! Не знаешь, что такое бакен, да?! — обиженный азербайджанец встал в весть рост своего непропорционального тела.

— Эй, ты, встань!- начальник артскладов ткнул рукой в глупо заржавшего Прицела.

— Имя,сержант?

— Прицел!

— Вы что, желудки, издеваетесь?! Цирк здесь устроили! — капитан разошелся не на шутку.

Слова — это застывшие значения, которые обозначают что-то реально существующее. Это символы явлений, которые находятся в других местах: «бакен» — в прошлом, возможный взрыв «карандаша» — в будущем, «прицел» — в настоящем. Эти символы были очень удобны в общении, так как можно обмениваться ими вместо того, чтобы реально поддерживать существующую вокруг действительность, которая не уладывалась в бунтующее, от страха и тревоги, сознание.

Кто такой Самандар — в прошлом паромщик на Каспии, прозванный в Афгане Бакеном. Кто здесь знает паромщика Самандара — никто! А кто знает Бакена — все, кому положено знать. Есть разница? Они могли, подумать и перевести все это в символы слов. Послать их капитану-артиллеристу и он тогда перевел бы эти символы в то, что они для него означают. Сто пудов, получилось бы не совсем то, что они с Бакеном имели в виду, но в лучшем случае достаточно близко к этому. Но кому здесь нужно твое прошлое?

Слово никогда не является вещью. Когда кто-то начинает забывать о том, что слова должны что-то обозначать, то его ждут неприятности. Если кто-то начинает использовать слова как вещи, то он вступает в призрачную страну рассуждений ни о чем. Даже очень разумно построенное утверждение ничего не говорит само по себе. Все, на что мог надеяться командир — на практике построить связь с существующими реальностями, чтобы приблизиться к подразумеваемым значениям чужих слов.

Есть «карандаш» — снаряд от реактивной установки. Есть «человек-шакал» — нудно тявкующий. Есть «человек-желудок»- расстроенный и вечно голодный. Есть «человек-череп» — отмороженный жарой и чарсом. Есть «человек-пароход» — не двигающийся без дыма. Есть «человек-паровоз» — бегающий по чужим рельсам. Есть «человек-бакен» — откровенный буй. Есть «человек-остров» — остров с амбициями материка. Есть «человек-пуля» — сам еще не знающий для чего предназначенный. Есть «человек-прицел» — точный, подробный, целенаправленный. Есть много разных людей на этой войне, но все они, как и слова, их обозначающие — не вещи! Их нельзя контовать, как снарядные ящики и укладывать штабелями! Что здесь непонятного?

Бакен — большой буй, на границе фарватера. Не заплывай за буйки, командир — сядешь на мель!

Особый жаргон, часто ключ к тому, чтобы создать сплоченную группу. При изобретении особого языка, непонятного для чужаков, в группе повышалось чувство общности. Чужие в этом случае плохо понимали, о чем идет разговор. Это был отличный способ, если необходимо было создать культ дисциплины или команду — временное подразделение, сформированное для выполнения специальных заданий. Но это было не особенно полезно, если приходилось что-то делать для всего общества сразу — для всей бригады, например.

— Вот шакал разошелся. Что он там говорит?

— Он говорит, что…

— Да мне пофиг, что он там говорит! — Усаживаясь поудобнее, Бакен обратился к Прицелу, не обращая внимания на командира, бегающего вокруг капонира.

— Слышь, индеец, курить будешь?

— Буду, — Прицел не мог сознаться этому здоровому дембелю, что вообще не курит.

— Тогда взрывай, — Бакен протянул забитую замальцованной пыльцой папиросу.

Люди делают то, что они делают, не просто из-за абстрактных идей. Они очень конкретными способами строят свою внутреннюю реальность, которая и формирует затем их поведение. Вот начальник артскаладов, например. Обладая довольно развитым, хотя частично и поврежденным контузией, мозгом, пытался дать понять бойцам, что не может считать их среднеразвитыми людьми. Потеряв последнюю надежду на понимание, он матерился перед сидящими на бруствере, как грачи на дереве, двумя сержантами. Об эволюции и ее противоречиях из его речи можно было узнать гораздо больше, чем из учебников по биологии. Здесь, на севере Регистана, характерные особенности обращения к нецензурным словам русского языка ярко и точно передавали всеобщее отношение к ужасам военно-полевого быта.

— Ну, какого ты, кантуешь этот пенал с «карандашом»?! Блядь, уроды вы не понимаете, что если хоть один из этих «карандашей» просто пукнет в сторону бригады, на месте вашей палатки песок расплавится на глубину штыка!

— Не кантовать! Ласково, как бабу — подняли, развернули меткой от бригады и положили!

— Смотрите — на торце же метка есть! Меткой укладывайте в сторону от бригады!

— Вы что, русского языка не понимаете?!..

Перед распинающимся «богом войны» на жаре под солнцем русские, украинцы, узбеки, туркмены, таджики, казахи, татары, немцы и молдаване напряженно складывали в штабеля длинные снарядные ящики. Трудно точно передать смысл, если говоришь на чужом языке. Если хочешь качественно общаться с людьми, с которыми проводишь в засадах времени больше, чем в ротной палатке — разговаривай на их языке. Если собираешься объяснить им то, для чего у них нет слов, можешь научить их новым словам, но в других случаях лучше используй их слова. Не опровергай то, что они уже знают — используй их знания, чтобы доводить до них свои идеи. Поэтому, наверное, вместо специальных слов, понятных только для посвященных в искусство складирования снарядов, капитан употреблял обычные матерные русские слова. Так командиру легче было говорить с подчиненными.

Глаголы, прилагательные, существительные, используемые в ненормативной речи артиллериста, были легко распространимы в солдатском сознании. Состав и структура употребляемых им словосочетаний не вызывали ни малейшего сомнения у солдат своей тривиальностью. В то же время, другие слова, понятия, имеющие в своем содержании меняющийся состав передаваемых его командами значений, оставались частично или полностью недоступными для обкуренных слушателей.

Имея доступ к названию, описываемых командиром понятий, они не имели доступа к самому объекту, как понятию. Эти слова и образованные ими словосочетания, никак не укладывались в их сознании, оставаясь нераспределенными по иссушенным жарой мозгам, несмотря на усилия капитана. Длинный зеленый деревянный ящик, с полустертой меловой меткой на торце, ни как не увязывался со сгоревшими палатками и оплавившемся до стеклянной массы песком. Никто не мог понять — зачем складировать, если он потом все ровно взорвется? А если не взорвется — какая разница, как его укладывать в штабель?

Такая нераспределенная логика была основой всего армейского. Так, объясняя им, словно детям, почти на каждом разводе, что завоевателями всегда и везде являлись мужчины, замполит роты не понимал, что это само понятие «мужчина» в русском языке выражено формой женского рода, то есть уже содержало вирус. У Бакена, например, с этим проблем не было. Он, не стесняясь, путал мужской род с женским и был по-своему прав.

Опыт первых обкурок быстро учит тому, что если на обсуждение командиром выносятся какие-то неприятные или нежелательные ощущения, то чтобы не грузиться отрицательными эмоциями, разумнее преобразовать их во что-то другое.

Они молча добили забитый Бакеном косяк.

Все свои сто восемнадцать ответов он отдал старшей медсестре. Искренность Прицела была вознаграждена приглашением к психиатру. Вообще-то, не существует никаких свидетельств того, что наркотическая зависимость является заболеванием мозга. Но поскольку где-то кем-то было заявлено, будто приём запрещённых наркотических препаратов или злоупотребление ими является «болезнью», то получалось, что лечением наркоманов должны заниматься психиатры.

То обстоятельство, что наркотической зависимости было дано новое определение и её стали рассматривать, как умственное расстройство, легко позволяет оправдать использование психиатрических и психологических методов при лечении. Прицел мужественно решил до конца пройти этот, неожиданно выпавший на его долю, путь восстановления собственного достоинства.

В светлом и просторном кабинете Прицела приветливо встретил молодой человек. Они были почти сверстниками. Доктор представился и сказал, что является автором анкеты, на которую так подробно ответил Прицел, за что он ему весьма признателен.

— Боже, что он мне может рассказать про меня такое, чего я не знаю? — Разглядывая тонкие и нежные пальцы рук доктора, подумал Прицел.

Пальчики, с аккуратно подстриженными ноготками, непрерывно шевелились, вращая дорогую блестящую шариковую ручку. Этот прием невольно отвлекал внимание и замечательным образом создавал ощущение, будто чужие умственные расстройства находятся под контролем этого молодого, психологически тонко настроенного, человека. Все его поведение говорило о том, что его мечты в научную «идеальность» и полезность диагностических критериев анкеты, поддерживающих действенность, надёжность и точность диагнозов в области душевного здоровья, сбылись.

Беседа началась легко и непринужденно. Прицел отвечал на вопросы, а доктор тут же придумывал новые. Это походило на детскую игру и не вызывало у Прицела никаких опасений. От этого мокрогубого знатока чужой жизни исходило чувство ложного успокоения, которое поощряло иллюзорную веру в то, что грубость, жестокость и боль в жизни человека объясняются при помощи психиатрических категорий, и что с бедами можно справиться при помощи пилюли.

От общих вопросов о самочувствии, они незаметно перешли к более конкретным вопросам о прошлом. Прицел смотрел и слушал этого слесаря человеческих душ, в мозгу которого содержалась некоторая модель его собственного мира. Со стороны тело в белом халате представляло собой сочетание самого «психоаналитика», и его представления о мире. При этом, в его собственное представление о мире входило представление о Прицеле и представление его о нем самом. Этакое отражение в зеркале заднего вида на фоне лобового стекла, движущегося вперед автомобиля. Попытка ориентироваться в движении вперед с помощью зеркала заднего вида была не совсем понятна.

— У каждого человека свои восприятия. Разные люди воспринимают разные вещи в одной и той же ситуации. Больше того, каждый приписывает разный смысл тому, что он воспринимает. И у одного человека значения могут меняться. Он может изменить свою точку зрения или просто изменить смысл чего-то. Все, что можно воспринять, где-то существует. Ключевой способ установить контакт с любой реальностью — вообразить ее.

— Удобно сядьте на стуле с закрытыми глазами. Очистите ваш ум, стремитесь только к тому, чтобы присутствовать, обратите внимание наружу. Не думайте «Быть здесь» или что-то вроде этого, просто расслабьтесь и ничего не делайте. Вы можете замечать пространство вокруг вас и звуки в комнате. Если через ваш ум проходят мысли, просто давайте им затихнуть и возвращайтесь к простому присутствию. Не напрягайтесь и не заставляйте себя не думать, просто расслабьтесь в спокойном пространстве просто присутствия.

— Аналогично и с любыми физическими реакциями, которые могут происходить. Если вы дернулись или зевнули, просто заметьте это и верните свое внимание к тому, чтобы просто присутствовать. Вам нужно научиться делать это несколько часов, расслабленно сидя, ничего не делая, но будучи внимательным. Когда вы достигнете этого, время как будто исчезнет и вы сможете расслабленно сидеть любое количество времени с уравновешенным вниманием.

— Представьте, что перед вами фотография нашей с вами сегодняшней встречи. Можете описать мне, что вы на ней видите?

Прицела немного развеселила та серьезность, с которой доктор играл в свою игру. Он решил подыграть ему. Когда можешь оставаться уравновешенным, спокойно сидя в присутствии посторонних с закрытыми глазами — пора поднимать ставки. Свое описание воображаемого снимка он начал от третьего лица.

Доктор молод, физически крепок, образован и выглядел почти профессионалом в своем деле. Лишь отсутствие опыта в тех жизненных ситуациях, в которых он стремится разобраться, делает его похожим на опытного инструктора по плаванию, скрывающему за своими наставлениями собственную боязнь воды и неумение плавать. Внешне, как любой другой человек, он выглядит, как движущийся костяной каркас, стянутый мышцами и перевитый нервами. Но это все равно, что сказать, что «Библия» — пачка бумажных листов, переплетенных между собой и испачканных брызгами черной краски. Сущностью книги является ее содержание, так же как сущностью, отличающей творения Леонардо да Винчи от заборной живописи, является сознание автора.

Сознание — это внутренняя природа. Сознание можно представить похожим на тело — недаром говорят, что человек зачастую снаружи таков, как и внутри. Если спросите у меня, что такое его сознание, я не задумываясь, скажу — «Ум!». При первом же взгляде на лицо доктора, ум лезет на первый план, беззастенчиво отпихивая все остальные личные качества, и естественно, объявляет себя единственным «законным представителем» всего его сознания. Ум, интеллект — это только рот нашего сознания. Интеллект — «рот». Логика — «язык». Способность к анализу — «зубы». Память — «желудок». Способность забывать — «прямая кишка». Как функционирует такая система? Известно как — откусывает, жует, поглощает, усваивает и отбрасывает. Все должно идти туда и ничего назад — и хозяин такого «тракта» будет здоров и доволен.

Как «ест» сознание доктора то, что ему сейчас дает своими ответами пациент? Прежде всего, во «рту» у него все время находятся какие-то полупереваренные остатки, которые он называет «принципами» и «идеями научной школы». Более того, извне поступает все новая и новая «пища» — впечатления, информация, раскрашенная акварелью пережитых пациентом эмоций. Они перемешиваются с содержимым «рта», переполняют его и вываливаются наружу, портя аппетит окружающим. В довершение всего, его измученный «желудок» периодически выбрасывает наружу свое содержимое, так как часть «пищи» попадает в него совсем непрожеванной, а другая часть «пищи», принятая за «пищу» ошалевшим «языком», оказывается просто мусором.

Сознание несчастного остается вечно голодным, постоянно пытается «кушать» — но, опять и опять хватает «ртом» собственную «рвоту». Беспорядок усугубляется тем, что его больной «желудок» страдает еще и совершенно неуправляемым «поносом» забывчивости.

— Что, противно? — Прицел внимательно следил за реакцией на описание воображаемой им картинки.

Доктор молча выслушал его и спокойно начал свой монолог, оставив ехидный вопрос без ответа.

— Это необычное объяснение работы сознания, вы, наверняка, сделали в какой-то момент, и тем самым установили автоматический способ обращения с жизнью, не требующий вашего присутствия. Вы используете его как истину, и вам кажется, что она отлично вам служит. Это фиксированный, неразумный способ справляться с жизнью. Это способ быть правым. Часто это к тому же способ делать других неправыми. Ваша идея не материальна. Это просто идея или утверждение. Но из-за нее может сохраняться много проблем. Вы видите проблемы не такими, какими они есть, и поэтому они в данной области не решаются. Зафиксированная вами идея создает видимость, что никакой беспорядочности нет и что все всегда находится в определенном состоянии. Поэтому накапливается незамеченная беспорядочность в вашем восприятии действительности.

— Фиксируемая вами идея о том, что работу сознания человека можно ассоциировать с функциональностью органов тела — это застывший кусочек вашей логики. Если я буду продолжать добиваться от вас логических обоснований в данной области, вы , в конце концов, будете вынужден выдать исходный кусочек логики, фиксированную идею, которую мы ищем и которая легла в основу обсуждаемой нами ассоциации. Фиксированная идея — это по своей природе нелогичность, используемая вами как основа для логики.

— Высказанное вами убеждение само себя доказывает. Что угодно, в чем личность убеждена, доказывает само себя. Если вы считаете, что люди хорошие, вы найдете хороших людей. Если вы считаете, что люди плохие, вы найдете плохих людей. Ни об одном убеждении нельзя сказать, что это абсолютная истина, потому что можно доказать любое из них. Единственная, реальная оценка убеждения — насколько оно полезно для вас.

— Скажите, насколько полезно для вас именно такое физиологическое видение работы человеческого сознания? Чтобы общаться и мыслить, вы построили свою карту реальности — упрощенную модель, поясняющую, как мы воспринимаем взаимодействие чего-то. Она очень полезна для обсуждения и объяснения. Но карта никогда не совпадает с территорией, которую она описывает. Вы это понимаете?

— Все, что можно воспринять, можно изменить. Все, что вы, как личность, создаете для себя, создается с хорошей целью. Это делается для достижения чего-то и не происходит просто случайно.

— Чего вы добиваетесь для себя, когда представляете человека «движущимся костяным каркасом, стянутым мышцами и перевитым нервами»?

Это случилось через два месяца после того, как Прицел познакомился с Бакеном. Первый батальон увяз на проческе и одна из его рот не смогла выйти до наступления темноты из зеленки. Командиром роты было принято решение вернуться по пройденному маршруту к брошенной сушилке и, закрепившись, переночевать. Что такое ночь в зеленке знали многие — но не многие могли об этом рассказать. Роте не удалось до конца выполнить задуманный маневр. Уже на подходе к сушилке, рота, две разомкнутые колонны, идущие следом друг за другом, столкнулась с грамотно организованной засадой.

В сумерках, на клетках рисового поля, открытом пространстве между сушилкой и виноградниками, в разрыв между маршевыми группами обеих колонн, втиснулось несколько духов. Спровоцировав перестрелку, духи технично смылись, предоставив роте кромсать саму себя изнутри. Таким образом, духам удалось остановить продвижение роты к сушилке и, навязав встречный бой, втянуть обе группы в перестрелку между собой. Пока разобрались, пока посчитались, гильзы уже остыли и «пала тьма» . Стало ясно, что время было бездарно упущено — часть роты залегла на рисовом поле, часть — в винограднике. Что там произошло на самом деле знали только несколько выживших. С тяжелораненых, какой спрос?

Когда Прицел, в составе своего взвода, вышел к утру на рубеж залитого водой рисового поля — на нем никого уже не было. Зато арык, протекающий по краю поля, почти у самой сушилки, был забит телами пацанов с первого батальона, разбухшими от воды, порванными гранатами на куски.

Главная составляющая безопасного пространства — это отношение к жизни, которое вселяет в человека чувство, что можно безопасно раскрыться и измениться. От пустоты вчерашнего поля боя веяло прямой и явной угрозой. Их взвод, первым вышедший на заданный рубеж, так и застыл на границе открытого пространства, клетки которого были изрезаны зигзагообразными бороздами, тянущимися из центра поля в противоположные стороны — к арыку и дувалу, отделяющему поле от виноградника. Каждая такая борозда означала уже пройденный, кем-то из мертвых. Человек поистине избегает боли так же, как ищет удовольствия. У каждого свой след в жизни — свой путь отчаяния.

На флангах новые группы выходили на заданный рубеж — одна за другой. Разворачиваясь, они прочесывали близлежащие виноградники и сады, в поисках уцелевших после ночного боя. Удалось найти кровавые следы духовских потерь, но только гильзы и лужи крови — ни одного труппа духи не оставили. Нашлось несколько единиц потерянного духами оружия, в том числе китайский АКМ, с уже примкнутым окровавленным штыком и кем-то, аккуратно припрятанная в виноградной лозе, американская М16, так же с примкнутым штыком и ночным прицелом. Было ясно, что пацанов окучивали по полной программе. Чуть позже, за кольцом обороны, был найден совершенно нетронутый трупп, застреленного в спину, командира погибшей роты. При нем были планшет с картой, личное оружие, бинокль ночного видения, РД с нетронутым БК, АКМ. На спине были видны явные следы выстрелов в спину с пороховыми ожогами. Никто так и не узнал подробности этой трагедии….

Нежелательные ощущения предполагают повторное переживание происшествий. Это вызывает внутреннюю тревогу, определяемую, как беспокойство, возникающее в ответ на надвигающееся нежелательное событие. Замкнутая цепь неудовольствий, возникающих в ответ на уже происшедшее несчастье, свершившегося факта жизни, рождала депрессию.

— Я не могу ответить на ваш вопрос, — Прицел начал испытывать нарастающее раздражение от деликатных попыток чужого человека помочь ему разобраться с собственным прошлым.

Доктор продолжал настойчиво двигаться к нащупанной им причине неприятных ощущений, вызываемых воспоминаниями пациента. Как найти то, с чем нужно справиться? Часто в сеансах с новыми клиентами они не говорят, с чем же именно они хотят справиться, но очевидно, что какая-то проблема есть.

Сначала приходится разбираться с замешательством на поверхности, прежде чем, удается добраться до причины переживаний. Чем больше информации получаешь от пациента, тем лучше можно оценить, что делать дальше. И часто та информация, которую получаешь прямым наблюдением, бывает хуже той, которую пациент рассказывает сам.

— Хорошо. Давайте попробуем иначе. Вы можете мне сказать с какой музыкой или звуками вы могли бы ассоциировать эти свои воспоминания?

— «Самые счастливые дни нашей жизни», из альбома «Стена» группы «Пинк Флойд» 1979 года.

— Это какие-то конкретные слова или звуки музыки?

— Там есть, в самом начале песни, звуковой фон шума вертолетных винтов и речитатив.

— И что вы видите в своем воображении, когда слышите этот музыкальный эпизод из песни?

— Я вижу человека, который стоит и кричит в отчаянии, вертолетам, прилетевшим с опозданием к нему на помощь: «ЭЙ! Я З-Д-Е-С-Ь! Н-А-С С-Д-Е-Л-Л-А-Л-И-И!».

— Вы же знаете, что там нет таких слов. Там речитатив на английском языке. Это слова замечания учителя, которое он резко высказывает ученику — «You! Yes, You! Stand Still Lady!»*.

— Изменив прошлое, пусть даже в собственных ощущениях, вернувшись в настоящее, вы окажетесь в совершенно новом мире! Попробуйте изменить свои ощущения, пережитые вами в прошлом.

Прицел вместе со всеми, собирал, стаскивая в один, длинный ряд, трупы. Перетаскивая чужую, тяжелую, мертвую плоть, он собственными руками ощущал всю разницу между живым и мертвым телом. Различие живого и неживого заключалось в особенностях взаимоотношений со Временем. Жизнь любого организма — это совокупность великого множества процессов, каждый из которых обладает собственным темпом времени. Действие времени на арык и на бойца, прятавшего в нем от пуль, было одинаково, с одной лишь разницей — перемены, вызванные потоком времени в самом арыке и протекающей по нему воде, были предсказуемы, а вот перемены в жизни человека были предсказуемы лишь от части. Именно тогда, перебирая мертвые тела, пытаясь увидеть в них признаки жизни, он вдруг осознал человека, как костяной каркас, стянутый мышцами, перевитый нервами и управляемый горсткой серого мозгового вещества, превращающего застывшую энергию законсервированных эмоций в свободную энергию, используемую для самовыражения. Это как со звездами, которые живут за счет энергии распада атомов, а вот Луна уже мертвое тело.

Когда, разгоняя жидкую грязь, на мокрое от крови и воды рисовое поле стали садится, один за другим, вертолеты, из арыка, заваленного труппами, неожиданно встал голый по пояс человек. Испачканный в крови и грязи, с дрожащей мелкой дрожью лысой головой, он держал, в высоко поднятых над головой руках, ПК. Пустая пулеметная лента болталась, свисая с пулемета, как оборванная пуповина. Непропорционально длинное тело, словно оживший обелиск, возвышалось над мертвыми телами.

— Я здесь! Я здесь! — кричал, выживший Бакен, и его крик разносился сквозь свистящий рокот вертолетных винтов по всему полю.

Все, как один, бросив свою скорбную работу, застыли, разглядывая кричавшего. А он, все еще не веря, что кошмар пережитой ночной бойни закончился, кричал, не останавливаясь: «Я здесь!», «Я здесь!», «Я здесь!». Из погибшей почти полностью роты уцелело несколько раненных человек. Они до самого конца прятались в винограднике и в арыке, среди трупов, не веря, что мелькающие на краю поля фигурки людей — пришедшая с опозданием долгожданная помощь. И каждый из них, четко осознавая все различие между жизнью и смертью, вставал во весь рост, громко повторяя за Бакеном — «И я здесь!», «И я здесь!», «И я здесь!».

Рокот винтов вертолета. Крики Бакена — «Я здесь!», встающие из груды мертвых тел полуголые грязные, испачканные кровью люди — все это навсегда осталось в памяти Прицела.

Рассуждения о том, что правильно и что неправильно было в том, что произошло и чего не произошло на этом поле, мало помогли Прицелу реально понять увиденную им картину. Важнее было разобраться, что и по поводу чего он что-то вообще чувствует. И когда казалось, что он ничего уже не чувствует, он начинал четко понимать, что он просто накапливает то, что сейчас не чувствует — то, что потом обязательно прорвется сквозь пласты памяти.

Именно трезвая оценка настоящего момента позволяет определять перспективу будущих событий. Незаметно для себя, вычитая ощущения прошлого из настоящего, Прицел получил свое будущее. Он сам восстановил свое достоинство. Ни один из методов лечения, используемых психиатрами, еще не позволил никого реабилитировать.

Эй, ты, встань, парень! Я здесь — прошлое неожиданно опять стало будущим!

ria.ru

воспоминания спустя четверть века — Владимир Снегирев — Непрошедшее время — Эхо Москвы, 09.02.2014

М. ПЕШКОВА: К 25-летию вывода советских войск из Афганистана. Благотворительный марафон на « Эхо Москвы». «Война – дело грязное, кровавое, нечистое»,— считает журналист и историк Владимир Снегирев. Свыше двух десятилетий много раз бывавший в Афганистане. В. Снегирев вспоминает войну.

В. СНЕГИРЕВ: Много раз пытался уйти от этой темы, но она магическим образом не отпускает.

М. ПЕШКОВА: Она так сильно держит вас?

В. СНЕГИРЕВ: Да. Это связано со многими причинами. И с тем, что это связано с моей молодостью. С тем, что война. Если начинаешь войной заниматься, то она как наркотик. Плохой наркотик. Ломает человека, делает его больным. Многих делает несчастными. Многие подсаживаются на алкоголь, потому что снимать надо этот стресс. Поехал в Афганистан, как в омут, оказавшись там, это было 21 марта 81 года, как раз день весеннего равноденствия, исламский Новый год. Я оказался там, и как-то с первых же дней ощутил необыкновенное чувство сопричастности, как будто потрясающе интересно будет делать, трагическому, непонятному, трудно объяснимому, не поддающемуся описанию, потому что цензура не давала ничего описать. Я сам ничего понять не могу, но это меня дико завело, и до сих пор не отпускает.

М. ПЕШКОВА: Вы вели дневник?

В. СНЕГИРЕВ: Я вел дневник. Я редко его читаю. Сейчас читаешь и видишь, что кто-то был наивным, слепым в каких-то вещах. Это документ. Шаг за шагом я пытался понять, что происходит и с Афганистаном, и с нами, и со мной. Спустя год я вернулся другим человеком. Не лучше, не хуже, но другим человеком. Я не был таким самоуверенным, каким туда уезжал.

М. ПЕШКОВА: Это была первая командировка?

В. СНЕГИРЕВ: Да. Потом я вернулся и пошел учиться в аспирантуру. И там я защищался на афганскую тему. Это меня не отпустило. Потом я стал редактором « Собеседника». Я стал ездить в афганские командировки, по месяцу, по три недели. И так ездил до последних лет. Последняя была буквально пять лет назад.

М. ПЕШКОВА: Что вас больше всего потрясло в первой поездке?

В. СНЕГИРЕВ: Если говорить о личных ощущениях, то больше всего потрясало и огорчало то, что идет война, в которой участвует наш стотысячный контингент. Потери несет, подвиги совершает. А огромная страна ничего об этом не знает. Когда ты прилетаешь, были короткие визиты домой, и ты видишь, что идут дискотеки, молодежь веселится, можно по траве зеленой ходить, не боясь подорваться на мине. Этот контраст был очень тяжелым.

М. ПЕШКОВА: Как отметила родина ваши поездки в Афганистан на войну?

В. СНЕГИРЕВ: В первые годы, когда это было все закрыто и тайно, то особо не было никаких отмечаний довольно долго. В 89 году я получил орден Красной звезды. Это военная награда. И еще позже я занимался освобождением наших пленных. Тяжелая страница в афганской и моей истории. Спустя годы меня за это наградили орденом Дружбы.

М. ПЕШКОВА: Именно эта тема для меня показалась главной.

В. СНЕГИРЕВ: Очень важный для меня вопрос. Это сокровенная тема. Помните это стихотворение:

Я знаю, никакой моей вины

В том, что другие не пришли с войны,

В то, что они — кто старше, кто моложе —

Остались там, и не о том же речь,

Что я их мог, но не сумел сберечь,—

Речь не о том, но все же, все же, все же…

Эта новость ошеломляющая, которая накрыла меня и других, что армия ушла. Что командующий армией ( НРЗБЧ), что за мостом советских солдат нет. А они есть, они остались, а мы их забыли, мы их бросили. Так было, что там говорить. Когда тебя это пронзило, с этим жить было нельзя. Слава богу, тогда был Руслан Аушев, который возглавил комитет по делам воинов-интернационалистов, ветеранов афганской войны, если проще сказать. Я к нему пришел и сказал, что мы должны этим заниматься. Как раз это совпало с моим знакомством с двумя английскими журналистами, которые воевали по ту сторону баррикады. Рори Пек и ( НРЗБЧ) Они были все годы моджахедами. Имели возможность общаться с нашими пленными. Они сказали, как это можно сделать, где их можно найти, как их можно освободить. Потом мы стали переписываться. В ноябре 91 года мы отправились в путешествие авантюрное, шансов вернуться было мало. Нам открыли границу в районе Ишкашима. Мы перешли через скрипучие ворота, оказались в Афганистане. Были два англичанина и я, финн. Всегда был русским. Меня порешили бы на первом километре. Огромный район тогда еще был под властью моджахедов. Я был вынужден маскироваться под финна. Поскольку финского языка никто не знал, я в том числе. Был большой вариант остаться неразоблаченным, что и было в итоге. Там мы наняли машины, уже был декабрь, зима, холодно. Довольно высокие перевалы. Сначала мы на каких-то машинах передвигались, потом, когда дорога кончилась, мы наняли двух узбеков афганских с лошадями. Погрузили свои поклажи, пошли караваном. Трудное было путешествие. Трудное и физически. Ночевки на глиняных полах среди овец и коров. К концу были все, извините за выражение, все в блохах и во вшах. Были моменты тяжелые, связанные со встречами с ваххабитами, для которых было все равно: англичанин ты или русский. В итоге мы вышли в провинцию (НРЗБЧ), где нас ждал главный афганский командир Шах Масуд. Мы стали вести с ним переговоры и освободили трех наших военнопленных. Хорошие ребята. Сережа Фатеев из Кемеровской области, Леня Вылку, молдаванин, и Виктор Назаров, украинец. Когда мы там встретились с ними, нам Масуд не отдавал сразу. Мы договорились, что он их передаст. Мы — то уезжаем. Мы возвращаемся, а они остаются. Мы пошли с англичанами и купили им радиоприемник, чтобы они могли слушать Москву, какие-то подарки, это был декабрь, перед Новым годом. Я купил такие 4 кружки чайные и сказал, что три — вам, вы будете возвращаться, встретимся в аэропорту. Выпьем там чай или что-нибудь покрепче. Так оно и случилось. Когда они вернулись, их привезли на военном самолете, мы встретились, они сходят, каждый достает из своих рюкзаков кружки.

М. ПЕШКОВА: Не отследили ли вы судьбу этих людей?

В. СНЕГИРЕВ: К сожалению, Витя Назаров и Фатеев пропали из поля моего зрения. А с Вылку мы переписывались, даже встречались. Он жил в Кишиневе, потом перебрался в Париж. Все у него было хорошо. Еще был четвертый персонаж в этой истории. Тоже русский парень. Коля Быстров. Но он никакой не Быстров был, потому что тот был Исламутдин. Все были исламские имена. Он сидел рядом с Масудом, одетый в камуфляж с автоматом на коленях. Он был его охранником. Тоже попал в плен, но потом решил, что раз его спасли, не убили, то он благодарен тем людям, остался с Масудом, стал его телохранителем. Всю войну провел с ним вместе, и отказался возвращаться. Вернулся потом, когда моджахеды взяли Кабул, когда уже все закончилось. И он вернулся с афганской женой. Сейчас живет в России. Прообраз, помните фильм был « Мусульманин» Хотиненко. Похожая история.

М. ПЕШКОВА: Сколько людей решили не вернуться в нашу страну?

В. СНЕГИРЕВ: Я знаю их всех наперечет. В ходе нашей экспедиции с 91-го года я с такими людьми встречался. Один из них – это Гена Цевма, украинец, другой – Саша Левинец, тоже с Украины. Они не вернулись. Я с ними разговаривал. Они откровенно говорили, что мы не вернемся, потому что на наших руках кровь. Левинец говорил, что да, я воевал за моджахедов, я перебежчик. Он говорит, что сделал свой выбор. Они до сих пор там остались. Они женились, у них семья. Мы до сих пор отслеживаем их жизнь. Встречаемся. Даже помогаем. Цевма просил денег, мы ему давали. Еще есть ряд таких людей, 3 или 4 человека. Трагические и изломанные судьбы. Здесь у них осталась родня. Братья и сестры. Война многих людей изломала.

М. ПЕШКОВ: Вы ведь видели, как убивали людей. Вы видели, как груз-200 улетал с гробами тех людей, которых вы знали?

В. СНЕГИРЕВ: Было, да, конечно. Война.

М. ПЕШКОВА: Как вам это все удалось пережить?

В. СНЕГИРЕВ: Как пережить? Тогда был моложе, проще было. Сейчас, может быть, потому, что много всего накопилось. Сейчас возвращаюсь с этих командировок из Сирии, из Каира. Когда ты возвращаешься, тебя обязательно накрывает задним числом. Все по-разному спасаются. Одни испытанным русским способом, другие по-другому. Накрывает всех. Все эти вещи неестественны для человека. Они против человека. Кого-то они ломают, кого-то меняют, кого-то достают.

М. ПЕШКОВА: Есть такая профессия – защищать Родину. Эту фразу мы запомнили по кинофильму « Офицеры». Но ведь так случилось, что они защищали не свою родину.

В. СНЕГИРЕВ: Как раз сейчас 25 лет наступило. Я по-другому к этому отношусь. Да, они защищали не свою родину, но они защищали национальные интересы своей страны. Они не были игрушкой в чьих-то руках. Те люди, которых я знаю, с которыми я встречался, они воевали со знанием того, что они выполняют интернациональный долг. Тот же Руслан Аушев, тот же Борис Громов, тот же Сережа Козлов, первый герой Советского Союза. Они были воспитаны так, что они пришли на помощь народу, который нуждается в помощи, который застрял в средневековье. Может быть, это наивно, может быть, не совсем так это было. Но они с этой верой воевали. Это раз. Во-вторых, была сильная легенда распространена. Многие в нее верили, что, если бы не мы, то американцы вошли. Это было не так. Американцы не собирались входить в Афганистан, хотя интересы у них свои тоже были. Они потеряли Иран в то же время. В-третьих, может быть, самое важное, сегодня особенно понимаешь, сейчас что делают американцы в Афганистане? То же самое делают. Они воюют с теми же самыми исламскими радикалами, с которыми воевали наши солдаты 25 лет назад. Мы воевали не с народом афганским, а с моджахедами. Это и есть исламские радикалы, которые потом породили талибов, которые потом породили « Аль— Каиду». Это очень опасная и расползающаяся черная сила. То, что сегодня американцы делают, это нам очень выгодно. Они сдерживают эту заразу, которая ползет на Север. Нам хватает своих ваххабитов с северного Кавказа.

М. ПЕШКОВА: К 25-летию вывода советских войск из Афганистана. Воспоминания журналиста и историка В. Снегирева на « Эхо Москвы» у Пешковой в программе « Непрошедшее время». Я знаю, что нельзя было на могиле писать, что человек погиб смертью храбрых.

В. СНЕГИРЕВ: Это правда. Это сильно тяготило меня особенно в первый год. В тот самый год, с 81 по 82, когда ты пишешь статью из Афганистана про солдат. И знаешь, что эта статья поддержит их матерей и отцов. Они ждут весточек. А ты в итоге получаешь газету, где из твоей статьи сделали мартышку. Написано, что они сажают деревья, все замечательно. Это было чудовищно. Первый материал, который появился об инвалидах, это была « Комсомольская правда», 84 год. Это была Инна Руденко. Она написала об афганском инвалиде, которому не помогали. Это чудо было опубликовано. Черненко был генеральный секретарь ЦК КПСС после Брежнева, было решение политбюро поддержать, какое-то решение принять. Это был такой прорыв невероятный. 5 лет после войны прошло. Только тогда появилось.

М. ПЕШКОВА: Удалось ли вам быть, когда наши артисты приехали в Афганистан? Кого вы слышали, кого вы видели?

В. СНЕГИРЕВ: Конечно. Это было совершенно замечательно. В этом жутком мире, где снаряды, пыль, грязь, мухи, когда приезжают из Союза люди, люди с именами: И. Кобзон, В. Винокур. Со всеми встречался, возил, водку пили. Приезжал Игорь Моисеев. Он приехал, а меня посол попросил поводить его с женой по ( НРЗБЧ). Он хотел купить антикварные вещи. Я его целый день возил, осталось совершенно незабываемое впечатление. Потрясающий человек. Светлый, любопытный, очень интеллигентный. Пельцер приезжала в Афганистан. Сильно это поддерживало солдат. Ребята воевали с периферии. Из Сибири, Украины, каких-то таких районов. Для них видеть живого Кобзона, Зыкину – это живые воспоминания. Пели вживую.

М. ПЕШКОВА: Мне хотелось спросить о ваших книгах. На столе лежит « Вирус А»

В. СНЕГИРЕВ: Несколько книг. Самая дорогая – это «Рыжая» книжка. Она посвящена истории знакомства с англичанином Р. Пеком. Наша дружба, которая трагически оборвалась в октябре 93— го года, когда его убили в Останкино милицейской пулей. Пуля попала ему в шею. Он был застрелен буквально в упор. Хотя они видели, что он журналист с камерой. Но вот так у нас бывает в стране. Бьют сначала по журналистам. Не только у нас, но и во всем мире, потому что не любят журналистов, которые хотят показать правду, изнанку войны. Эта книжка очень дорога для меня. Он погиб в октябре 93 года. Книжка вышла 10 лет спустя. 10 лет она была у меня в голове. Потом я сел и выплеснул. Для меня дорога, потому что там все  — правда. Удивительная история, как мы шли друг другу навстречу, не зная друг о друге ничего. Я был здесь всю войну с нашими. Он был всю войну с моджахедами. И чудом мы пересеклись в Ираке, в Багдаде, во время операции « Буря в пустыне» в одном отеле оказались. В подвале, сидя там, начали разговаривать. Оказывается, мы были в одних кишлаках, только он был там, а я здесь. Мы как-то сразу друг в друга вцепились. Потом мы пошли за пленными. Потом он у меня жил в Москве 2 года дома. Когда он понял, что в Москве события интересные, Советский Союз распадается, коммунизм разрушается, он был такой журналюга отмороженный. Один из самых великих фронтовых журналистов. О нем книги вышли на Западе. Премия есть Пека для фронтовых журналистов. Эта история легла в основу книги. Это не придумаешь. Эта книжка самая знаковая для меня. « Рыжая книга». Про Афганистан была в 93 году, она называлась « Вторжение». Там был анализ операций, связанных с разведкой. И с моджахедами, с тем, как мы там оказались. Знаете, чем Афганистан был для меня хорош? Он подарил мне таких друзей, которых не подарит другая жизнь. Если ты там подружился с человеком, то это на всю жизнь.

М. ПЕШКОВА: Это были россияне?

В. СНЕГИРЕВ: Это были россияне. Это был Миша Кожухов. Мы с ним очень дружны. Англичане, американцы. Длинная интересная и трогательная история.

М. ПЕШКОВА: Расскажите, пожалуйста, про афганцев.

В. СНЕГИРЕВ: В один из дней 81 года я оказался в Герате. Я любил этот город. Это и трагические страницы в моей жизни, и светлые. Я приехал в Герат и там познакомился с историей девочки, которая погибла за неделю до моего приезда. Ее звали Фазиля. Она поверила в идеалы апрельской революции. Ей было 16 лет. Взяла в руки автомат, стала защищать. Она погибла в бою. О ней мне рассказывал брат. Он был капитаном этой дивизии. Его звали Мухтар Абдрахман. Очень приятный, седой, хотя ему было 30 лет. Глаза грустные. Он мне рассказывал, как они жили, как она росли, почему она взяла в руки автомат. Сам вступил в партию и встал на сторону революции. Я написал очерк о ней в « Комсомольской правде», он был опубликован. « Последний бой Фазили». После этого я получил письмо из Азербайджана. Пара, учителя, Надир и Гульназ, у них рождается девочка. Они читают мою статью и называют девочку именем Фазили. И пишут, чтобы я нашел этого капитана, сестра его жива. Я нашел Мухтара. Сообщил ему, что сестренка его жива. Она живет в Азербайджане. Он растрогался до слез. Спустя три года он приехал в Москву на курсы в Академию, я ( НРЗБЧ) его в Азербайджан. Нашли мы эту деревню. Он взял на руки эту Фазилю. Дальше он стал генералом в Афганистане, в конце уже этой войны. Мы встречались с ним. Он переписывался с этой Фазилей. Реально считал ее своей сестрой. Потом, когда моджахеды брали Кабул, я был в это время в Кабуле. Я сказал, чтобы он уезжал, потому что его убьют. Он был в это время генералом. Все уехали. Он мне сказал: « Знаешь, я останусь. Убьют — убьют». Когда я вернулся в Кабул после талибов спустя 10 лет. Думаю, конечно, и моджахеды были, и талибы были. Ясно, что никто не выжил. Я пришел в микрорайон, где он жил, в его квартиру. Постучал в дверь и вышел Мухтар. Еще больше седой. Сидел в яме при моджахедах. Фазиля стала взрослой девушкой, по-прежнему переписывается с Мухтаром, его детьми. Вот такая человеческая история.

М. ПЕШКОВА: Я жду следующую вашу историю. Расскажите, пожалуйста. « Люди — судьбы».

В. СНЕГИРЕВ: В те же годы, в начале 80-х годов, мне афганский поэт Сулейман Лаек рассказал про историю своего знакомства с советским офицером по имени Бахтияр Ертаев. Он сказал, что есть такой офицер Бахтияр. Он служит в Кунаре. Это такая афганская провинция. Там он легендарный, все его уважают. С. Лаек сказал, что хочет написать про него поэму. Меня это заинтересовало. Я все сделал, чтобы попасть в этот Кунар. Нашел этот гарнизон. Нашел капитана Бахтияра. Оказалось, что он не Бахтияр, а Бахиджон, казах. А Бахтияром его назвали местные люди. Это означало герой и т.д. Чем он был интересен? Все ведь воевали, а он не воевал, он хитрый казах был. Он строил дороги, мечети, лечил. Он взял их добротой. Глухое место. До него там война была жуткая. Он пришел и все по-другому сделал добротой. Он сделал так, что о нем можно было слагать легенды. Дальше прошло много лет, это был 82 год, в 2002 году мы прилетаем с Русланом Аушевым в Алма-Ату. Нас в аэропорту встречает казахская делегация. Я вижу, что среди делегации стоит казахский генерал. Народный герой Казахстана, в генеральских звездах. Лицо знакомое. Я ему говорю: « Бахтияр?» На меня казахи смотря, какой Бахтияр. Он на меня кидается, оказалось, что Бахтияр. Начальник генерального штаба Казахстана, первый замминистра обороны. Представляете, как наши ребята росли. Вот история интересная и важная, связанная с восстанием военных в лагере Бадабере. Даже был фильм такой. Сказка такая, все там было выдумано. Просто взяли за основу факт этого восстания. Это был 86 год. В Пакистане в одном из лагерей была тюрьма, где содержались наши военнопленные. В какой-то момент они захватили склад с оружием, заперлись в складе, потребовали встречи с работниками нашего посольства, с работниками Красного креста. Они там держали оборону. Никаких представителей посольства и Красного креста им не прислали. Их сначала уговаривали сдаться, приехал будущий президент Афганистана после захвата Кабула. Он им в мегафон кричал – сынки, сдавайтесь. Они не сдались. Начался обстрел, попала мина. Их всех разнесло. Склад был с оружием, там были боеприпасы. История эта интересная. Очень хотелось выяснить имена этих ребят, чтобы хотя бы посмертно наградить. Но нет тел, нельзя их идентифицировать. До сих пор мы не можем с точностью сказать, кто это были. Я был в этом Бадабере, хотя ехать туда было нельзя. Мне категорически запретили пакистанские власти. Но рано утром в 6 часов утра мы проехали. Потом нас подловили. Сказали, что мы должны убраться, потому что мы за вашу безопасность не отвечаем. Это прямая угроза. В Пакистане нет человека, никто ничего не скажет. Пришлось брать такси, ехать до афганской границы, километров 100. Эта поездка была уникальная, потому что мы ехали с пуштуном в такси. Нам посадили охранника, чтобы мы не сбежали. Мы просили иногда его остановиться в некоторых местах. Это была уникальная поездка. Я видел опиумные поля, спокойно растущие. Мне показывали замки, где живут опиумные короли. Власти не могут ничего сделать, потому что у них власть. Всем, кто был там, кто прошел через это, кто остался верным дружбе, которая там была, привет. Держаться надо, жить, чтобы не было войны никогда.

М. ПЕШКОВА: С 82 по 2006 годы журналист и историк В. Снегирев представлял ведущие отечественные СМИ в Афганистане. Вы слушали фрагмент воспоминаний Владимира Николаевича о войне на афганской земле. Благотворительный марафон « Солдаты отечества», посвященный 25-летию вывода советских войск из Афганистана, в эфире « Эхо Москвы» 15— го и 16-го февраля. Подробности на нашем сайте и в эфирах « Эхо Москвы». Звукорежиссер – Марина Лилякова. Я – Майя Пешкова. Программа « Непрошедшее время».

echo.msk.ru

От Гайжюная до Кабула: воспоминания воина-интернационалиста

15 февраля исполняется 30 лет со дня вывода советских войск из Афганистана. По инициативе Всероссийской общественной организации ветеранов «Боевое братство», Российского союза ветеранов Афганистана, Союза десантников России и Российской ассоциации героев в столице всю неделю проходят масштабные памятные и торжественные мероприятия, посвященные этой дате. Сегодня в Государственном Кремлевском дворце пройдет встреча боевых товарищей и праздничный концерт, в котором примут участие артисты, выступавшие перед бойцами 40-й армии в военный период. Повидаться с сослуживцами-однополчанами ежегодно из Сургута в Москву отправляется и активист общественной организации Югры «Ассоциация ветеранов десантных войск и войск спецназа», сургутянин Андрей Килин.

Гайжюнай — начало пути

С Андреем Килиным я познакомилась лет восемь назад на праздновании Дня ВДВ. Сургутские десантники в те годы традиционно собирались у кинотеатра «Аврора» при полной форме и шумно общались. Те, что помоложе, проявляли свою удаль и силушку в состязании по армрестлингу, демонстрировали приемы рукопашного боя, наиболее ретивые разбивали бутылки о головы. И, конечно же, лезли в фонтан —  а как же, традиции надо чтить. Служивые постарше снисходительно наблюдали за катавасией молодой десантуры и посмеивались: небось где-нибудь на кухне хлеборезом отслужил годок, а туда же — десантник. В их числе каждый год был мужчина средних лет, чью форму украшало множество наград. Это был Андрей Килин. Как журналист, я предпринимала неоднократные попытки сделать его героем материала, но каждый раз он немногословно отшучивался и уходил от разговора. «Не о чем рассказывать, там, в Афгане, таких, как я, было тысячи». В преддверии 30-летия вывода советских войск из Афганистана Андрей Килин согласился поделиться своими воспоминаниями о службе. 

…9 Мая 1985-го – годовщина сорокалетия Победы в Великой Отечественной войне. Именно в этот день сургутянин Андрей Килин и еще десятки призывников отправились с окружного сборного пункта к месту срочной службы.

— Меня направили в Гайжюнай, в Литву. Там находился 242-й окружной учебный центр ВДВ. Кстати, формировал эту дивизию в 1960 году командующий ВДВ Василий Филиппович Маргелов, тогда это была 44-я учебная дивизия. Готовила учебка младших командиров — сержантский состав, механиков-водителей и наводчиков-операторов для БМД, саперов. Прибыв в Гайжюнай, мы узнали, что служить будем в Афганистане. Полгода обучения, и в сентябре я был направлен в 350-й парашютно-десантный полк в Кабул.

Полк располагался в районе аэродрома. После прибалтийской прохлады окунуться в сухой зной Кабула было непросто, здесь даже в сентябре  жара стоит за тридцать. Город поражал пестротой, шумом, грязью. Современные здания соседствовали с глинобитными домами, узкие улочки — с широкими кварталами. Бросались в глаза необычно одетые местные жители: мужчины в широких штанах, рубашках навыпуск и огромных тюрбанах, женщины в парандже. И множество смуглых, чумазых детей в грязных лохмотьях, носящихся за каждой машиной шурави (историческое название советских военнослужащих в Афганистане) и клянчащих бакшиш (пожертвование).

Всегда первые

Военная специальность Андрея Килина — сапер. Профессия без права на ошибку. Ни одно боевое задание, ни один выезд не обходился без сапера.

— Мы всегда сопровождали колоны и шли впереди. Наша задача была проста — обнаружить и обезвредить мины. Но обычно мы их не разминировали, а подрывали накладным зарядом.

— Почему?

— Да потому что «духи» {так советские солдаты называли душманов — участников вооруженных формирований, сражавшихся с советскими и правительственными войсками в Афганистане в ходе гражданской войны} устанавливали мины-ловушки, и когда начинаешь снимать одну, вокруг срабатывают еще несколько. Чтобы не было потерь, мы закладывали заряд, прятались все в укрытие, подрывали и шли дальше, — поясняет ветеран войны.

И добавляет:

— Обычно душманы в местах минирования (а это дороги, трассы, горные тропы) устраивают засады, поэтому нам приходилось нередко вступать с ними в бой. Они-то прекрасно понимали, что колонна без саперов не сможет дальше передвигаться. Но мы всегда выходили в сопровождении бойцов, которые прикрывали нас с тыла, справа и слева.

Саперам в ту войну доставалось, наверное, больше других. Если у остальных батальонов были перерывы между заданиями, и десантники могли отдохнуть, то рота саперов покоя не знала. Она фактически сопровождала выход каждой колонны. Свое первое боевое задание Килин выполнял в составе группы опытных саперов, отслуживших более года. Обычная практика, позже он сам, уже будучи «дедом», сопровождал новобранцев. Сколько было таких боевых заданий, сколько погибших, сколько подорвавшихся на минах-ловушках — и не перечесть. Однажды десантникам пришлось вызволять батальон стройбатовцев, попавших в засаду. Душманы тогда перестреляли практически всю колонну, подоспевшие на подмогу десантники вступили в ожесточенный бой. Другой случай, довольно типичный для Афгана: ночью в соседнем полку «духи», убив часового, увели по-тихому несколько военнослужащих в плен.

— Нас подняли по тревоге, чтобы догнать «духов» и отбить ребят. Скажу честно, мы так и не нашли их, — признается Андрей. — Скорее всего, душманы укрылись в одном из кишлаков, а потом, через перевалы, переправили пленных в Пакистан. Такой была эта непонятная война.

«Я смотрел ему в лицо»

Кабул, Кандагар, Панджшер… Полк проводил операции практически по всей территории Афганистана. Так, в 1986 году десантников ПДП №350 перебросили в район Кандагара.

— Из Кабула в Кандагар мы прилетели на самолетах, а там погрузились в вертолеты. Вертолет, в котором мы летели, возглавлял эскадрилью. Машина шла довольно низко, и при развороте над ущельем я увидел в иллюминатор душмана, который целился в нас из ДШК. Все было настолько отчетливо, что я буквально смотрел ему в лицо… 

В следующее мгновенье раздалась очередь из станкового крупнокалиберного пулемета, машина закачалась, а затем, потеряв высоту, грохнулась и закувыркалась по склону горы. Вертолет, летевший следом, попытался спасти экипаж, но также был сбит. Основная группа десантников была вынуждена повернуть назад. А уцелевшим после падения бойцам пришлось вступить в бой с «духами». Вообще, тогда ребятам повезло: несколько человек из-за травм позвоночника позднее комиссовали, а остальные получили травмы и ранения средней тяжести. Поддержка пришла во второй половине дня. А дальше был госпиталь в Кабуле, реабилитация и возвращение в строй. 

Второе ранение Андрей получил в 1987 году. Во время выполнения боевой операции. БМД, на броне которого ехал Килин, подорвался на мине. Парень получил контузию, но отправлять его в СССР рейсом, который вошел в историю афганской войны, как «груз-300», не стали. И вновь кабульский госпиталь, лечение и процедуры. Здоровьем сургутянина бог не обидел, он быстро восстановился и продолжил службу в родном полку.

Героя за «Стингер»

— Помню, мы только вернулись из очередного боевого задания, не успели переодеться, выбить пыль из одежды и почистить оружие, как прозвучала команда: получить сухпайки, боеприпасы и опять на броню, на перевал. Была получена информация, что со стороны Пакистана движется караван с американскими «Стингерами» {американский переносной зенитно-ракетный комплекс } и большой партией наркотиков.

«Стингеры» появились у афганских моджахедов в 1986 году. Это во многом повлияло на ход войны, советская авиация начала нести огромные потери. 

— Тогда шли разговоры, о том, что командование пообещало звание Героя Советского Союза любому, кто сумеет захватить это ПЗРК в исправном состоянии. Надо признать, это было эффективное оружие борьбы с вертолетами и низколетящими самолетами. Оно идеально подходило для засад. «Стингеры» поставлялись из Пакистана, за годы войны десантники сумели захватить несколько таких ПЗРК, но, насколько я знаю, никто из них так и не получил Героя Советского Союза.

Прошедшие Афганистан сходятся во мнении, что особенностью той войны была сплошная партизанщина и оттого — непредсказуемость. Зайдешь днем в кишлак — все друзья, все «шурави», простого крестьянина от бандита не отличить. Ночью можешь нарваться на автоматную очередь из этого же кишлака. Это обычное дело — днем ты мишень только «духов», а ночью — каждый камень враг. Кто есть кто — в этой стране было не разобрать. Своих здесь никогда не сдавали. Каждый раз, когда десантники нарывались на засаду душманов в ущелье, было трудно сразу понять, кто и откуда ведет огонь. Иногда им казалось, что стреляют сами горы…

ugra-news.ru