Глава 24. В ЦЕПЯХ В ТРЮМЕ ГАЛЕРЫ. «Рабыня Гора»
– Вставай, рабыня! – Клитус Вителлиус пнул меня ногой.
Я открыла глаза. Отвязав от кольца мой ошейник, он стянул мне щиколотки скрученной из обрывков туники веревкой. Сорвал с меня остатки туники, швырнул ее в море. Голая, со связанными за спиной руками и перетянутыми самодельной веревкой ногами, я села на бревно.
Навстречу нам неторопливо шел корабль. Средней величины галера, по двадцать весел по каждому борту. Треугольный парус приспущен. Клитус Вителлиус в ожидании стоял на плоту.
На мачте полоскались два флага – Порт-Кара и еще один, с силуэтом головы боска поверх зеленых полос на белом поле. Вспомнился разговор помощников капитана с «Сокровища Джеда». Боек из Порт-Кара.
Повернув, галера легко пристала бортом к плоту. У поручней стоял широкоплечий, но поджарый детина с огромными ручищами. Широкое лицо, глаза сероватого оттенка, непослушные рыжеватые волосы треплет ветер. Было в нем что-то от животного – что-то необъяснимое, непредсказуемое – ум, жестокость, хватка. Одного взгляда на стоящего расставив ноги на палубе мужчину было достаточно, чтобы понять: перед тобой воин. Оказаться в его руках было бы страшновато. Глаза оценивающе скользнули по моему телу: хочешь не хочешь, а вспомнишь, что ты рабыня.
Клитус Вителлиус вскинул руку в приветствии воинов. Таким же жестом ответил мужчина.
– Я Клитус Вителлиус из Ара, – прокричал мой хозяин, – я ваш пленник?
– Есть у нас небольшая размолвка с Аром, – отвечал мужчина. – Да больно уж суденышко у тебя утлое.
Клитус Вителлиус рассмеялся.
– Клитус Вителлиус из Ара и его люди, – продолжал мужчина, – как сообщает Самос из Совета Капитанов Порт-Кара, позавчера выступили на стороне Жемчужины Тассы и показали себя весьма достойно.
Жители Порт-Кара иногда называют свой город Жемчужина Тассы. Чужие же величают его по-разному, вплоть до «логова воров и головорезов» или «пристанища пиратов». Правит городом Совет Капитанов.
– Сделали, что могли, – отвечал Клитус Вителлиус. – Кос, как тебе известно, воюет с Аром. – Клитус Вителлиус взглянул на собеседника. – Что с моими людьми?
– Прекрасно!
– Твоя посудина, – ухмыльнулся мужчина, – похоже, на воде держится, но уж больно неуклюжая.
– Я прошу взять на борт двоих, меня и рабыню. – Клитус Вителлиус кивнул в мою сторону.
Мужчина перевел на меня глаза:
– Славная скотинка!
– Предательница, – уточнил Клитус Вителлиус.
– Не сомневаюсь, ты накажешь ее как следует.
– Именно это я и собираюсь сделать.
Я понурила голову.
– Я беру вас на борт, – улыбнулся мужчина.
Руки хозяина подхватили меня и передали моряку, тот поднял меня над поручнями и, связанную, поставил на колени у мачты.
Мгновение спустя, ухватившись за протянутую руку, прыгнул на борт и Клитус Вителлиус.
– Разворачивай! – приказал рулевому мужчина.
– Левые весла! – скомандовал старшина гребцов. – Греби!
Галера неторопливо разворачивалась.
Принявший нас на борт мужчина разглядывал меня. Нагая, связанная, я подняла на него глаза.
– По долгу вежливости, – сказал Клитус Вителлиус, – я предоставляю тебе и твоим рабам право потешиться с этой женщиной. Но оставляю ее за собой. Если пожелаешь получить ее без моего разрешения, придется сражаться.
– Хочешь сохранить ее, чтобы хорошенько наказать? – Да.
Мужчина присел около меня. Руками раскрыл мне рот.
– Варварка.
– Да, – согласился Клитус Вителлиус.
Хозяин, свободный мужчина, разрешил мне закрыть рот. Повертел в руках ярлычок на ошейнике, стер с него соль.
– Меня везли к леди Элайзе из Ара, – проговорила я, – к моей хозяйке.
– Тебе больше бы пристало принадлежать мужчине, – хмыкнул моряк.
– Да, хозяин.
– Кажется, рабыня заинтересовала тебя, – удивился Клитус Вителлиус.
– Тебя привезли с Земли? – обратился ко мне мужчина.
– Да, хозяин.
– Ты жила в Косе, прислуживала в таверне под названием «Чатка и курла»?
– Да, хозяин.
Ладони его крепко сжали мне руки.
– Прекрасно, – пристально взглянув на меня, процедил он. Меня охватил ужас. – А теперь я задам тебе один простой вопрос. И если хочешь прожить еще хотя бы пять инов, ты без проволочек ответишь на него, как на духу.
Двое матросов схватили Клитуса Вителлиуса, тот сопротивлялся. В отчаянии я не сводила с него глаз.
– Доводилось ли тебе слышать о человеке по имени Белизариус?
– Да, хозяин, – прошептала я. – Я принесла ему послание.
– Какое?
– Не знаю! Он встал.
– Мы получим это послание.
– Я не знаю, что в нем! – закричала я.
– Отпустите меня! – потребовал Клитус Вителлиус.
– Турнок, отведи рабыню вниз, – приказал мужчина. – Надень на нее сирик. И посади на цепь в трюме.
Могучий светловолосый великан взвалил меня на плечо.
– Хозяин! – кричала я Клитусу Вителлиусу.
– Отпустите меня, – сопротивляясь захватчикам, ревел Клитус Вителлиус.
– Я поговорю с тобой на верхней палубе, – сказал ему главный. – Наедине.
– В чем дело? – бушевал Клитус Вителлиус.
– Отпустите его, – приказал матросам мужчина. Клитуса
Вителлиуса отпустили.
– Пойдем на верхнюю палубу. – Мужчина повернулся и отправился наверх. Следом – взбешенный Клитус Вителлиус.
Неся меня на плече, здоровяк матрос по короткой лесенке спустился в люк.
Потолок в трюме низкий, пришлось ему взять меня на руки и пригнуться. Чего тут только не было: и оружие, и припасы, и сокровища с разграбленного каравана. Видно, взяли немало судов. Богатая добыча. Пожалуй, на одном этом корабле богатств хватило бы на дюжину убаров.
Матрос положил меня на бок на доски. В тусклом свете корабельного фонаря я разглядела у стены пятерых девушек. Все голые. Все прикованы цепью за левые лодыжки к общему кольцу.
Мужчина принес сирик, надел мне на шею, на запястья и на лодыжки. К цепи, соединяющей ошейник, наручники и ножные кольца, прикрепил другую, продел ее конец в массивное кольцо, скрепил висячим замком. И только теперь развязал путы на руках и ногах. И вот я в кандалах, прикована к железному кольцу. Куда надежнее веревок.
– Мужчин сняли с баркаса, – заговорила одна из девушек, – заковали в цепи и погрузили на корабль.
– Каких мужчин? – не поняла я.
– Тех, что сидели со мной в баркасе, – объяснила она. – Ты меня помнишь?
– Нет.
– Мы были вместе на «Лучане из Телнуса».
– Ты – свободная! – ахнула я.
Горько рассмеявшись, она взвесила на руке тянущуюся к| изящной лодыжке цепь. Указала на соседок:
– Все мы были свободными.
– Радуйтесь, – сказала я, – что понравились мужчинам. Кое-кто из девушек вздрогнул.
– Нас отвезут в Порт-Кар и продадут, – посетовала одна.
– Что это такое – быть рабыней? – спросила другая. Хорошенькая!
– Скоро узнаешь, рабыня, – усмехнулась я. Она испуганно прижалась к стене трюма.
– Что это за корабль? – поинтересовалась я.
– «Дорна», – ответил кто-то.
– А кто капитан?
Так как же имя того жилистого, могучего, похожего на зверя рыжеволосого гиганта, явно из воинов? Он так напугал меня.
– Боек из Порт-Кара, – был ответ.
Крышка люка над головой закрыта, я слышала, как щелкнул замок. Скованная кандалами, я сижу на цепи в трюме «Дорны», судна, принадлежащего грозе морей, пирату и работорговцу Боску из Порт-Кара.
Я улеглась на доски.
«Мы получим это послание», – сказал он.
Но я же не знаю, что оно значит!
«Мы получим послание».
Не представляю, что со мной сделают, когда поймут, что передать им послание я не в силах.
Идет война. Я, сама того не ведая, несла послание одной и з воюющих сторон. И попала в руки другой стороны.
Девушки сжались у стены. Как я завидовала им! Их пометят клеймом, и станут они просто рабынями.
Повиноваться во всем, доставлять мужчинам наслаждение – вот и все, что от них требуется.
Я лежу на шероховатых досках. Руки и ноги схвачены цепью. Что будет со мной?
litresp.ru
Жизнь в кандалах. Взгляд изнутри на американскую женскую колонию в Аризоне
Фотографу Скотту Хьюстону был предоставлен доступ в женскую колонию Estrella Jail в Аризоне, США, чтобы он смог увидеть и запечатлеть жизнь заключенных этой тюрьмы изнутри. Заключенные скованы цепью и между ними есть всего 2,7 м пространства, в таком виде девушки отправятся к автобусу, который отвезет их на ежедневные исправительные работы. Женщины этой тюрьмы совершили разные преступления от продажи наркотиков до убийств.
Так заключенные должны стоять в линию, положив правую руку соседу спереди на плечо
Розовые наручники
Женщины идут под конвоем
Женщины стоят в очереди, в то время как охранник одевает им на ноги цепи, перед тем как отправиться к автобусу, который отвезет их на ежедневные общественные работы.
Остановка автобуса, на которой часть девушек заберут на общественные работы в этом месте
Заключенные убирают территорию
Ждут начало работ по уборке территории
Две женщины копают могилу для захоронения, пока все остальные смотрят на это.
Также в обязанности заключенных, помимо копания могил входит, прощание с неизвестными усопшими, умершими на улицах и в больницах, у которых нет никого из близких
В туалет тоже все вместе, так как отцеплять от общей цепи из-за этого их никто не будет
Далее по расписанию гигиенические процедуры, на которые идут тоже все вместе
Обливание ледяной водой
Обед по расписанию
Жизнь внутри тюремной камеры
Некоторые из заключенных живут в палатка-казармах на тюремной земле
Окно в камере
Взгляд из тюремной двери
Звонок близким
Заключенным дают один час, чтобы они могли позвонить своим близким раз в неделю в выходные дни
Директор тюрьмы шериф Джо Арпаио, прославившийся своим жестоким отношением к заключенным, смотрит в окно своего офиса в Фениксе
Заключенных фотографируют каждый раз перед тем, как они поедут на работу
Заключенная задрала штанину, чтобы показать свою татуировку
Заключенные поддерживают друг друга
Одна заключенная выщипывает брови другой
Чистка сапог
Получение лекарств
Внутри палаточной казармы для заключенных
Жительницы палаточного тюремного городка живут на свежем воздухе и обычно в свободное время болтают или просто сидят на солнце
Поправление волос
Девушка показывают свою татуировку фотографу, очевидно это имя близкого ей человека.
4tololo.ru
Девочки в кандалах. Исследователь цыганской истории рассказывает и показывает истории смуглых Джульет
Художник Николай Бессонов и актриса театра «Ромэн» Валерия Янышева страстно увлечены полевым изучением цыганской истории. Они опрашивают и записывают воспоминания цыган, заставших кочевье или войну. По мотивам некоторых из воспоминаний, о том, почему в таборах некоторые девочки ходили в кандалах, Николай, Валерия и ещё одна актриса, Нана Муштакова, сняли фотосессию-реконструкцию.
Нана сыграла девушку в кандалах, Валерия – её тётку, а Николай выступил в роли фотографа и художника. Кроме того, Валерия впервые приводит у себя в блоге полную версию статьи Николая Бессонова «Оковы на таборных девушках» со своими пояснениями. В комментариях Валерия отмечает, что, увы, прежде практика родителей препятствовать выбору дочерей была распространена, не только в цыганских, но и в русских семьях, и надеется, что такое отношение к девушкам вскоре останется в прошлом.
Дочь цыгана
В художественной литературе принято было воспевать «кочевую свободу». Особенно распространённым был мотив, согласно которому таборная девушка – это вольная пташка. Реальность была иной. Иногда дочь пыталась сбежать замуж против воли отца. Если её ловили на полдороге, то старались удерживать насильно. Первые сведения об этом автор получил от русской цыганки Е.Н. Ружецкой в 2003 году. В детстве она побывала с отцом на стоянке чужого табора и увидела там девушку со скованными ногами. Оказалось, что эта она «недели за три до того пыталась сбежать с парнем».
В дальнейшем автору удалось узнать, что такая практика существовала не только у этногруппы русска рома, но и у лотвов, кишинёвцев, а также у литовских и польских цыган. Желая счастья дочерям, отцы не желали выдавать их замуж в семьи, имевшие сомнительную репутацию. Между тем уже к 14 годам любая цыганочка обладала завидной самостоятельностью. Она была привычна к длительным переходам и ночёвкам под открытым небом, легко ориентировалась в лесу. Прокормиться она могла благодаря гаданию или пляске – наконец, еду можно было просто выпросить. Достаточно было лишь незаметно встать ночью. Расстроить её намерения могли только железные цепи.
Лошадиные железа
В старину почти каждая семья, имевшая лошадей, имела и железные путы. Это было своеобразное «противоугонное средство». Оказавшись на ярмарке, хозяин запирал ноги коня специальными оковами. Делали «лошадиные железа» в сельских кузницах. Но ещё до революции был также налажен заводской выпуск. Сохранились иллюстрированные рекламные объявления с расценками на «Цепи (путы) конныя». По своему диаметру такие оковы подходили и для человеческих лодыжек. Во времена крепостного права их использовали как смирительное средство русские помещики. Последние заковывали в «лошадиные железа» дворовых «девок и жёнок», которые делали попытки бежать из неволи.
Среди поговорок, записанных на диалекте русска рома (в период 1930-1960 г.г.), мы находим две на интересующий нас сюжет:
Камлыпэн дэ кандалы на закуинэса и пэрэ балвал на мэкэса. (Любовь в кандалы не закуёшь и по ветру не развеешь).
Яшты гэра састырэса тэ скуинэс, а ило на урикирэса. (Можно ноги цепью сковать, а сердца не удержишь).
Сходные по смыслу фразы зафиксированы автором данной статьи. Первая из них – на кишинёвском диалекте:
Если щей камел те нашел, то пэ ланцугуре тхола – саек нашела. (Если девка хочет сбежать, то в цепи поставь – всё равно сбежит).
Вторая была записана от латышской цыганки.
Шэл грэн уракхэса, а екх ча дэ пэнты на зрикирэса. (Сто коней устережёшь, а одну девку путами не удержишь).
В ходе полевых работ в Белоруссии (2014 г., Витебская обл.) эту же поговорку автор множество раз слышал от лотвов, а также литовских и польских цыган.
Воспоминания белорусской цыганки
Наиболее полный рассказ (как на русском, так и на цыганском языке) записан автором на видеокамеру от Анны Антоновны Орловской (1942 г.р.).
«Бывает, отец сам присмотрит жениха… А она другого любит. Сбежит. А отец сразу ловить поедет. Не один. Ещё кого с собой возьмёт. Если перехватят по пути, то отберут и обратно привезут. И всё. Чтобы снова не сбежала, ноги ей запрут… по-цыгански это называется састера, а по вашему… Не помню… Лошадям ноги закрывали. Путы железные. Цепи цыгане раньше на коней ложили – вот и её в такие цепи. Ну, и станут следить. Потому что дочка твердит: «Я его люблю. Что хотите со мной делайте – я всё равно убегу».
Проходит полмесяца, месяц. Батька каждый день предлагает икону взять. Пускай отведут её старые цыганки в церкву, и она поклянётся, что не будет бежать. Клятву с неё требуют. Чтобы забожилась на отца, на мать, на братьев. На всю семью. А она к иконе не идёт.
– Не буду я этого делать!
Или просто молчит. Это что значит? Получается – хочет она бежать? Тогда батька говорит:
– Пока ума не наберёшься, будешь ходить так.
И делают ей кандалы. Мерку с ног снимают. Пока на ней были састера, она еле ковыляла. Там цепь была толстая, короткая. А на кандалах будет подлиньше. Полметра наверное. Чтоб могла ходить по табору хорошо. Эта цепь не тяжёлая. Всего два пальца толщиной. Теперь она и за дровами пойдёт, и за водой пойдёт. В деревню её не пустят, конечно. Там русские с ума сойдут. Напугаешь людей. Они же к нашему закону-то – не касаются. К цыганскому. Каждый русский скажет: «Ребёнка заковали!». Поэтому она только возле шатра.
Костёр сделает. Самовар ставит. Или стирает. За ней мать-отец следят. А если в лес за хворостом – то пусть с девочками идёт. Она под присмотром теперь всегда. У неё браслеты железные. Они на замки заперты – а ключ у батьки в кармане. На ночь проденут цепь через колесо у телеги. Ведь не уследишь в темноте. Встанет, пока все спят – и поминай, как звали.
Если другой табор подъехал, то цыганам сразу всё понятно. Девчонка икону не берёт. Её по-другому не удержишь. Во всех таборах такой закон был: цепи класть на девок (которые бегут) – на молоденьких. Говорят, давным-давно этот закон с Польши принесли. А потом пошло по нашим. Все переняли. И в Латвии, и в Литве, и в Белоруссии.
Если девка упрямая, она и полгода, и год будет в кандалах ходить. Я сама видела. Как-то встретили латышский табор. Ну, нам, родители объяснили: «Хотела замуж, а порода такая-сякая». Летом это было… Зиму мы в разных местах провели. А на другое лето снова рядом шатры поставили. Смотрю – она ещё закованная. Значит, год уже прошёл – так?
Сколько она ещё потом упиралась, не знаю. Разъехались в разные стороны. Но не вечно же? Не может батька дочку всю жисть в кандалах держать. Либо она клятву даст. На иконе. Либо слух дойдёт, что женили уже того парня. Тогда её сразу отпустят.
Если милиция на табор приезжает, девка не прячется. Как ходила, так и ходит. Милиции до этого дела нету. Вот она пошла с ведром на речку. Они звон услышат, обернутся. Отец поясняет:
– Ей четырнадцать лет. Это моя дочь. Она хотела удрать.
И такого наговорит на этого парня! Да на его семью… Кто там будет вмешиваться? Она ж не побитая, не порезаная. Нет. Милиция наш закон знала.
…Когда мы кочевали, то девку всегда на телеге везли. Она ноги юбкой прикроет – цепей и не видно.
Но ты пойми. Ничего тут страшного нет. Для нас. Ведёт она себя как обычная девочка. Её не презирают. Никто её не попрекнёт. Никаких подозрений на неё нету. Что она сделала? Замуж захотела? Ну и что здесь такого?.. Вот если бы её украли, спользовали и бросили – тогда она опозорена на весь табор! А тут что? Она как была девочка – так и есть девочка. Она будет и в гости к подружкам ходить, и шутить даже. Петь, плясать. А что там на её душе – кто знает? Конечно, ей скучновато, потому что матка в деревню не берёт. Я же помню. У нас несколько таких девчонок было. В разное время. Да вот сестра моя Маня. Двоюродная. Старше меня – ей лет четырнадцать. Такая была красавица! Косы до земли. А парень ей понравился с какой-то другой нации. Совсем издалёка те цыгане приехали. Влюбилась она. Хотела вместе с ним убежать, но их поймали. Ну и заковали её сразу же. Я маленькая ещё – дурная была; залезу к ней в палатку, цап за ногу. И щупаю.
– Тебе,- говорю, – не больно?
– Не-а.
Браслеты ей сковали не тесные. По размеру её ноги. И цепь купляли из блестящего железа. Она ходит так, словно ничего ей не мешает. Не болит ничего. Она и плясать могла – но конечно не так, как без цепей.
Вот чужой табор приехал. Собрались все у костра. Маня поёт, танцует, прыгает как надо. Только не так отчаянно. Она не может плясать бойко, как мы. И никто из цыган над ней не смеётся. В том, что цепи батька положил – никакого позора нет. Она будет скакать, чечётки бить. Только от её пляски лязг идёт. Цепь-то звенит!
А вот батьку совесть мучает. И жалость. «Я – отец – свою дочку заковал!» Ему стыдно, что не смог её уговорить, что не смог внушить. За него-то разговоры ведут! Отцу неприятно. Он только и ждёт, чтобы дитё сказало: «Папочка, родненький, я не буду больше! Я тебе клянусь! Я икону в руки возьму! Век не убегу. Пусть скрутит меня господь!»
С радостью он её отпустит!
Маня полгода слово не давала. С лета до конца зимы. А потом согласилась пойти в церковь. Дала там клятву, что не побежит с этим парнем. Ну и всё.
Она и забыла за это.
И вышла потом замуж за другого.
Но не каждый батька за дочкой уследит. Сколько раз было, что девка молоденькая прямо в кандалах удерёт. Она по нахалке-то – конечно – не побежит. А вот украсть её могут… Парню ж – хоть через двадцать таборов – всё расскажут. Он же знает, что она в цепях. Что не отпустили ещё… И если мальчик любит – он любыми путями будет передавать приветы ей. Вот встанет рядом чужой табор. А там ведь девочки есть такого же возраста. И ей говорят. «Потерпи. Он тебя найдёт».
А как приедет он к её табору – тихонько подползёт поближе… Обязательно высмотрит её подружку. Попросит такие и такие слова передать. Та и шепнёт:
– Бери ведро, иди за водой. Тебя ждут.
Он на телеге близко к шатрам не подъедет, потому что колёса громко стучат. Поэтому лошадь привяжет подальше, а сам прячется за кустом. Потом возьмёт за руку, отведёт к телеге.
Вот и всё.
До кузницы довезёт, там цепи с неё сведут – и – до-свидания! Ведро возле речки брошено, а дочки нет. Батька теперь бессилен.
Мириться они через год поедут. Когда у неё уже ребёнок родится. Она не появится, пока не будет ребёнка у неё».
Во время поездки в Белоруссию я нашёл других цыган из табора Анны Орловской. Взял интервью и у дочери упомянутой выше Мани:
«… Отец её схватил – надел оковы железные на ноги. Куда [пешком] не пойдёт – на телеге, на санях… Чтоб не удрать».
Между прочим, у цыган, которые являются потомками табора Орловской, сохранились с кочевых времён железные пэнты.
На что же рассчитывал цыганский папа? Девки-то в большинстве всё равно сбегали… А расчёт был на то, что пока дочка ходит в оковах, её парня, дай Бог, женят. Ну и решится всё само собой. Или на то, что кто-то другой дочке понравится. Она ведь живёт полной жизнью. Попадаются на дороге чужие таборы. Молодёжь общается – вечерами все вместе поют, пляшут. Может завязаться новый роман? Вполне может. Ну и даст дочка клятву на иконе, что не побежит…
Воспоминания прибалтийских цыган
Людям из литовских и латышских таборов запомнились те же детали. Объём статьи не позволяет процитировать эти рассказы, поэтому сосредоточимся на отличиях. Информанты описывают не только патриархальную картину, но и вспышки родительского гнева. Евгений Яневич рассказывает, что его дед, латышский цыган Габриель был богат и крут характером.
«Мой дед мать мою всё равно поймал – наказал как положено… Заковывал. В цепи – или что там… Но я слышал, что он бил её до полусмерти и на костёр кидал». Непосредственной свидетельницей расправы была сестра беглянки, Софья Тумашевич. «Батька – дочку за волосы. Домой. По-цыганскому – кнутом! Так она терпит. Так состебает – даже живого мяса нетути… Мою сестру мой батька на костёр бросал. Так дядьки её спасли». Впрочем, кончилось всё новым побегом. «И састера, и верёвки – это всё бесполезно»,- делает вывод информантка.
Пожилой литовский цыган Йозас Тамарявичус в целом описывает ситуацию с упрямыми дочками с долей юмора. Не вопрос, как расценивали это таборные мальчишки, он ответил:
– Да – мы смеялися! «Он как будто кобылицу запутал!». Ну – дети!
Не делала трагедии из случившегося и сама беглянка. Под присмотром сестёр она ходила за хворостом или за водой: «Идут, песни поют». Однако, далее интервью приняло неожиданный оборот.
– Да… И так было. И хуже ещё было!
– А как могло быть хуже?
– Хо-о! И руки и ноги!..
Йозас Тамарявичус поведал, что иногда састера заменялись более тяжёлыми оковами. Запирались они на висячие замки. Цепи ковались из самого толстого прутка (с палец толщиной). Таким образом, ножные кандалы весили 5-6 килограмм, а ручные почти столько же. На вопрос, сколько могло длиться такое жёсткое противостояние, очевидец ответил: «Даже больше двух годов». А максимальный срок, который ему известен – 27 месяцев.
На время зимнего постоя отец превращал часть хутора в тюрьму, набивая решётки на окна. «На двор» девушку выпускали босиком, в одной сорочке, резонно считая, что по морозу она ковылять через леса не решится. Тем не менее, побег к исходу зимы состоялся даже в этих условиях. «Для любви закона нету. Границы нет».
Смекалку проявил отвергнутый отцом жених. Он нашёл кузнеца, который делал ручные и ножные оковы. Ему он и заказал дубликаты ключей. «Я эту девку люблю. За меня её не отдают!»
Далее парень передал ключи через подружку, чтобы убедиться, что они подходят к замкам. В назначенный срок он затемно поставил сани за поворотом лесной дороги. Девушке оставалось лишь пробежать километр до просеки – а там были наготове и полушубок, и шаль, и резвый конь.
Сам побег рассказчик описывает так: «Она отца попросила… ну там… В кандалах куда она побежит? Выпустили. Не одета ж! За угол зашла – а уже её ждали. Сняла. Ключи-то есть. Сняла кандалы – всё. Бросила кандалы. Коло угла там. Сели и уехали.».
Воспоминания цыган субэтнической группы кишинёвцев
Кишинёвцы – этногруппа молдавского происхождения. Однако со второй половины XIX века они перекочевали на Украину и в Россию. Лошадиные железа у них назывались словом «лупунзы», а применение к беглянкам было таким же, как у русских цыган. Впрочем удержать девушек цепями не получалось и у кишинёвских отцов .
Известен нетипичный случай, когда красавицу Люсю удерживал не отец, а брат. Двух информантов по этому эпизоду удалось обнаружить мне , и одного – лингвисту К.Кожанову . Во время кочевья железо мучительно врезалось в опухшие лодыжки. Побег удалось совершить уже во время зимнего постоя. Ночью закованная Люся вылезла в окно. Поджидавший избранник донёс её на руках до телеги.
Единственное письменное свидетельство
Поскольку всё описанное было внутренним цыганским делом, трудно было ожидать, что существует письменное свидетельство. Тем не менее, такой текст нашёлся. В 1966 году была выпущена пластинка с цыганскими песнями. В числе исполнителей была З. Кикина. В девичестве она испытала строгость со стороны родителей – о чём и упомянул в аннотации Иван Ром-Лебедев: «Зина родилась в семье кочевых цыган. Двадцать лет прожила она в бродячем таборе и, не выдержав всей «прелести» кочевой жизни, убежала в город, хотя её, в буквальном смысле, приковывали цепью, как медведя, к кибитке» .
Данному источнику можно доверять. В основе лежал рассказ самой певицы, а известный драматург выступил в качестве передаточной инстанции.
Отзвуки в памяти новых поколений
В наши дни попытки применить родительскую власть не исчезли. Случается, что дочку запирают в комнате, отбирают всю одежду, кроме ночной рубашки. Был случай, когда девушка из цыган-влахов сбежала, отломав батарею, к которой была прикована полицейскими наручниками! Но ножные кандалы как таковые из национального обихода навсегда ушли.
Долгое время после Указа 1956 года (запретившего кочевье), родители упоминали оковы в воспитательных целях. У кишинёвцев отцы говорили: «Тав тут андел састре» (дословно: поставлю тебя в железА) .
На юге России припозднившихся девочек встречали дома раздражённой фразой: «Хоть кандалы на вас одевай!» .
Наталья Серафимович вспоминает нотации своей бабушки (родившейся около 1898 года). Та нередко приговаривала: «Не заглядывайся на мальчиков!- В прежние времена отцы дочерям на ноги цепи надевали».
В белорусском городе Видзы до сих пор могут пригрозить дочерям традиционной фразой: «Щас тут чховава по пэнты!» (дословно: Сейчас тебя засуну в путы) .
Есть однако и другой аспект. Рассказывая о конкретных историях, пожилые очевидцы не скрывают своего восхищения перед упорством беглянок. Им импонирует верность слову. Потерпевший неудачу отец часто описывается иронически. Видеокамера фиксирует довольные улыбки. Выводя мораль и подкрепляя её старинной поговоркой, цыгане явно довольны развязкой. Им нравится, что девушки, проведя в цепях хоть два года подряд, всё равно находили удачный момент для побега.
Подчеркнём, что не следует преувеличивать масштабы явления. «Кража невесты по сговору» проходила успешно в подавляющем большинстве случаев, и только небольшой процент девушек удавалось перехватить по пути в чужой табор. Другое дело, что истории с цепями в силу своей драматичности очень хорошо запоминались очевидцам.
Текст: Николай Бессонов, со вставками от Валерии Янышевой
Иллюстрации: Николай Бессонов, Валерия Янышева, Нана Муштакова
Читай также:
Викторианские барышни: корсет, наркотики и шторы, несущие смерть
Опасные связи: как женщины спасли телефонную связь
11 занятий слуг, которые тебе не покажут в “Аббатстве Даунтон”
pics.ru
Читать онлайн «Рабыня (СИ)» автора Шевцова Елена — RuLit
Темный эльф сделал знак, и дроу поднял её на руки, а затем аккуратно положил прямо на холодный белый камень. По виду, алтарь в храме напоминал наковальню кузнеца, только отличался углублением внутри и слепящим белоснежным цветом. С годами, камень не только нисколько не потемнел, даже наоборот, он с каждым годом становился всё более белоснежным, а некоторые даже утверждали, что алтарь светится.
Спиной почувствовав холод, Тариса напряглась, а наглый дроу принялся распутывать шнуровку на жестком корсете. Вскрикнув, и взмахнув руками, девушка стала сопротивляться.
— Я сам, — тихий но твердый голос за спиной дроу заставил того, отойти от неё на шаг. Лорд Ранимир подошёл к дочери и быстро развязал завязки, ослабив корсаж.
— Спасибо, отец. Передай маме и брату, что я их люблю. И тебя…люблю, папа.
Как только девушка произнесла последние слова, она закрыла глаза и замерла, ожидая момента, когда её жизнь оборвет древний ритуальный клинок в руках темноволосого «палача».
Эльф наблюдал за ней. За тем, как она прощалась с отцом, как сопротивлялась рукам Дарта. Он следил как ястреб, за её прекрасными зелеными глазами, которые скрыли от него свою яркую прелесть, за длинными волосами, стекающими с алтаря словно черная река, и напоминающие своей темнотой — озеро Лашри, в окрестностях Харатара. Он уже в который раз отметил — как она красива, и в который раз отбросил эти мысли подальше, предпочитая не думать о ней вообще.Ему нужно было всего лишь отнять её жизнь, за то, что она сделала и забыть о ней навсегда.
Рангар взмахнул кинжалом, целясь прямо в сердце девушки, но так и не донес его до цели. Мелодичный и звонкий голос, остановил его руку.
— Стойте!
Темный принц недовольно посмотрел на нарушителя и оторопел: он узнал ту, которой принадлежал этот голос, ту, которой здесь быть вообще не должно.
— Ты не можешь замарать её кровью этот алтарь. То пророчество, что было дано тебе мною…ты забыл его?
— Нет, но она лишила меня возможности осуществить его. Она помогла сбежать Лоэлии — той, кого ты пророчила мне в жены. Это её наказание за предательство своего народа.
— Предательство, говоришь? Скажи мне, темный принц повелитель Харатара, что ты знаешь о жертвоприношениях фей?
— Все, — Рангар уверенно смотрел на красавицу, что стояла напротив и улыбалась ему. Серебряные кудри её, были озарены лиловым светом, льющимся из сферы, опутанной нитями жизни, и переданной ей богами сотворения. Символ её дара висел на тонкой цепочке, что обвивала хрупкую шею.
Оракул — величайшая провидица и самая прекрасная из живущих женщин. Эта дева была лишена счастья и обречена на вечное одиночество, но она знала то, что было неведомо другим. Судьба мира — вот то, о чем ведала прорицательница, и Рангар, не мог бы противится ей, даже если бы и захотел.
— Ты не знаешь ничего…а я знаю. Если ты прольёшь кровь фэйри на этот священный алтарь, что знал лишь чистые жертвоприношения, то изменишь свою судьбу… Ведь это ты теперь их господин.
Оракул взглянула ему в глаза, и темный утонул в её очах цвета фиалок. Уже сдавшись, эльф спросил:
— Тогда, что я могу сделать? Какое наказание будет равно по силе тому, что я готовил для неё. Если не смерть, то что?
— То, что хуже смерти…то, что отнимет не жизнь, но душу и волю.
Рангар понял. Он наконец-то понял, о чем говорила Оракул. Рабство. Вот то, что хуже смерти. Вот то, что она заслужила. Рабство. Она станет — рабыней. Рабыней, привязанной к нему по воле древнейшего артефакта, рабыней, не имеющей права причинить ему вред. Решено.
Хамир стоял неподалеку и смотрел на разворачивающиеся перед ним события. Рангар сообщил жрецам и лорду об участи, которая ждет его дочь. Фэйри молчали, и только Ранимир посмел возразить ему.
— Она, не может стать рабыней. Она рождена свободной, и по рождению и по положению — она аристократка. Лучше убей мою дочь, но не навлекай позора на мой дом.
— Она станет рабыней, это будет её расплата за совершенное преступление, — и темный эльф стащил Тарису с алтаря.
Девушка все прекрасно слышала, но молчала. Она готова была принять смерть, но проклятый эльф все решил за неё. Надавив на плечи девушки, Рангар поставил её на колени. Взявшись правой рукой за её шею, он заставил Тарису поднять голову.
— Когда я закончу, ты пожалеешь что родилась на свет фэйри, и что посмела перейти мне дорогу -тоже пожалеешь.
Он слегка сдавил её горло, и Тариса поняла, что смерть действительно была бы лучшим избавлением.
Принц Рангар порезал ей палец, используя «Сердце фэйри», затем, то же самое сделал сам. Прошептав заклинание, темный слизал кровь с её пальца, а своим — окровавленным, начал рисовать узоры на её шее.
Тариса чувствовала как по её коже словно поползли сотни змей, пробегая по телу и заставляя её дрожать от омерзения. Затем, всю её фигуру окутало темно-фиолетовое свечение, оно закружилось вокруг, подобно сотне воронов. Ей казалось, что этот свет, словно иглы, протыкает её тело насквозь, заставляя корчиться и стонать от боли. А когда темный отошел от неё на шаг, она почувствовала ,как боль отступает. На её место пришли гнев и ярость. Ей хотелось выцарапать темному глаза, вцепиться в его лицо, чтобы он почувствовал на своей шкуре, что значит испытать то, чему он только что подверг её тело.
Хамир уже давно подошел к той, что призвал специально, чтобы уберечь друга от самой большой ошибки.
— Спасибо, что пришла.
— Ты же знаешь, я не смогла бы отказать тебе, вампир.
— Да, знаю. Именно поэтому и воспользовался вызовом. Прости меня, Маэль, за то, что потревожил тебя.
— Ты сделал все правильно, Хамир. А теперь, смотри…
Оракул кивнула головой в сторону принца и фэйри, которая корчилась от боли на полу. Свечение взвилось вверх и оставило, свернувшуюся в клубок девушку. Но вот фэйри поднялась, с яростью глядя на темного эльфа и вампир увидел то, что хотела показать ему Маэль.
— Да ведь это же…
— Молчи, не вздумай сказать ему сейчас. Он поймет сам, когда придет время, —
Оракул, остановила дернувшегося Хамира, который собирался помчаться к другу и испортить ей все представление. Не-ет, она сама собирается наблюдать за этим, своими глазами…
— Но ведь он же, — Хамир снова повернулся к Оракулу, но она только загадочно улыбнулась и прижала пальчик к губам, призывая его сохранить в тайне то, что он увидел.
— Обещай мне, что ты не скажешь, — Оракул хитро подмигнула ему.
— Обещаю, — Хамир тяжело вздохнул.
А Тариса в это время рассматривала себя, не веря в то, что с ней произошло. После слепящей боли, она почувствовала облегчение, но то что она увидела после — привело её в ярость.
Всё тело девушки покрывала фиолетово черная вязь. Она была затейливо перевита сложными узорами и пересекала все её тело, руки и ноги. Только её лицо осталось чистым, да и то не полностью. На лбу, подобно драгоценной подвеске, вился узор, доходя до переносицы и заканчиваясь между бровей. Сложные плетения, она чувствовала их, словно они были живыми.
Тариса поднялась и сделала шаг к темному, намереваясь ударить его, но не сумела даже достать. Затейливый узор, ещё минуту назад просто раздражающий её кожу, тут же оброс шипами, и эти шипы впились в её тело, по которому тут же полились ручейки крови. Охнув, фэйри упала на пол, и задрожала от новой порции боли. Как только она успокоилась, шипы исчезли, заново уступив место волшебной вязи и спрятавшись в узоре.
— Теперь, ты моя рабыня. Ты не сможешь бежать, и не сможешь причинить мне вред. Я твой хозяин, и только я. Запомни это. А сейчас, убирайся с глаз моих. Дарт проводит тебя, выдаст подходящую одежду, и мы отправимся в Харатар. И пошевеливайся фэйри, не заставляй меня ждать.
www.rulit.me
10 малоизвестных и интереснейших фактов о рабстве в Древнем Риме (11 фото + видео)
Автор: nlo-mir Цивилизация 20
Хлеба и зрелищ… рабов!
С современной точки зрения рабство является одним из самых противоречивых институтов прошлого. Сегодня люди считают рабство бесчеловечным и безнравственным занятием. Для древних народов же рабство было частью повседневной жизни, полностью признанным социальным институтом, который был интегрирован в общую социальную структуру. В нашем обзоре малоизвестные и наиболее яркие фактах о рабстве в древнем Риме.
1. Рабское население
Рабы представляли опасность для древнеримского общества
Среди населения древнеримского обществе была очень высокая доля рабов. Некоторые историки подсчитали, что у 90 процентов свободного населения, проживающего в Италии к концу первого века до нашей эры, были предки-рабы. Доля рабов была настолько значительной, что некоторые римляне оставили письменные свидетельства об опасности этой ситуации.
В сенате было выдвинуто предложение, что рабов следует отличать от свободных людей по одежде, но оно было отклонено из-за опасности того, что «тогда рабы смогут пересчитать нас» (Сенека, «О Милосердии»: 1,24).
2. Восстания рабов
Сирийский раб Евн
В римской истории было довольно много задокументированных восстаний рабов. Сирийский раб по имени Евн был лидером одного из этих восстаний на Сицилии в период 135-132 г. до н.э. Было принято считать, что Евн представил себя пророком и утверждал, что имел ряд мистических видений. По словам Диодора Сицилийского [«Библиотека»: 35,2], Евну удалось убедить своих последователей при помощи трюка, во время которого он извергал искры и пламя из рта.
Римляне разгромили армию рабов Евна и подавили восстание, но этот пример вдохновил другое восстание рабов в
nlo-mir.ru
Полевая экспедиция » Страница 2 » Пытки и казни
— Что означает неволи?
— Принудительный труд на тюремной ферме. Заключенные работают как обычные крестьяне в поле, но под охраной. Тебе же не привыкать к сельскому труду,
«Да» — ответила Соня. Но про себя подумала «…если бы я действительно была крестьянской девушкой…»
«Итак, продолжим» Лора посмотрела в бумаги. «Ты совершила ошибку, освободив Фликси от узлов и содействовав ее побегу. За это полагается до трех лет заключения. Но Фликси была возвращена через несколько часов и не убежала. Все это произведет впечатление на судью. Поэтому он не будет излишне строг. Итак, я предлагаю тебе согласиться с двумя обвинениями – неподчинение офицеру и содействие в побеге. Но мы будем просить о снисхождении, поскольку ты неграмотная крестьянская девушка и по наивности совершила поступок, о котором сожалеешь. По моему мнению, у тебя нет другого выхода!»
— А что со мной будет?
— Как мне кажется, тебе не дадут более года или полутора неволи на тюремной ферме. Это не просто, но все же лучше пятнадцати лет тюрьмы. Итак, ты согласна со мной?
— Да… я думаю, что Вы правы, госпожа.
— Суд назначен на завтра. Мы увидимся там. Не расстраивайся, Соня!
Она сложила бумаги, улыбнулась и вышла за дверь. Соня снова села на скамейку и обхватила руками колени. Слезы капали из ее глаз. Ей было жалко себя. Она провалила задание капитана и показала себя никудышным разведчиком. Теперь экипаж вынужден будет вызволять ее из тюремных ферм. А если им это не удастся – то она проведет годы в каторжном труде. И где она будет искать их после освобождения?
Соня теребила передатчик в руке. Но все же решила дождаться окончания суда.
На следующее утро двери открылись, и в камеру вошел стражник. Он бросил на пол сандалии и приказал одеть их. Соня обулась и стала возле скамейки. Затем он приказал ей сложить руки за спиной и связал их веревкой. После этого он открыл ошейник. Затем наклонился и связал ноги Сони кожаным ремнем, затянув узлы на лодыжках. Между ногами оставалось расстояние около 30 сантиметров. Соня не могла бежать, но могла передвигаться мелкими шагами. Затем стражник накинул ей на шею кожаную петлю и привязал за ремень ее руки к шее. Таким образом, Соня не могла перевести руки в иное положение, если не хотела задушить себя.
После всех этих манипуляций стражник приказал ей выйти из камеры. Затем ее повели через коридоры тюрьмы. Наконец они вошли в просторный зал. Перед судейским столом был небольшой деревянный постамент. Стражник приказал ей стать на колени. Соня выполнила приказ и стала на колени. Она стояла в такой позе перед судейским столом. Зал был пуст. За одним из боковых столов какой-то мужчина неопределенного возраста, по виду – секретарь рылся в бумагах. Соня оглянулась. Кроме двух стражников более никого не было. «Где Лора?» — отчего-то в страхе подумала Соня. И еще с большим ужасом она осознала, что со связанными за спиной руками не сможет активировать сигнал опасности в коммуникаторе.
Соня вновь взглянула за массивный судейский стол. За ним было три кресла, но они пока были пусты. Слева от Сони был небольшой стол с креслом – также пустым. Наконец в зал вошла Лора. Разложив бумаги, она склонилась над Соней: «Не бойся ничего, Соня. Положись на меня!»
Соня приободрилась. Однако чувство опасности по-прежнему не покидало ее.
«Молчи и не говори ничего без меня. Если хочешь – лучше плачь!» — прошептала Лора.
Наконец в зал вошел еще один клерк и громко сказал: «Уголовный суд Бломберга начал работу!»
Тотчас же в зал вошли трое судей и сели за судейский стол. Все они были одеты в мантии черного бархата, береты красного бархата. На шее одного из них на золотой цепи была массивная эмблема. Соня поняла, что это главный судья. Ему было явно более шестидесяти, он был с густой окладистой седой бородой и красным лицом. Откашлявшись, судья произнес: «Дело номер три тысячи сто сорок один. Обвинение в сопротивлении офицеру и других преступлениях против Зони, крестьянки, восемнадцати лет. Обвиняемая здесь?»
«Да, Ваша честь!» — ответил клерк.
— Обвинитель?
«Здесь!» — отозвался мужчина неопределенного возраста.
— Адвокат?
«Здесь» — сказала Лора.
— Итак, начинаем. Обвинитель поддерживает обвинение?
— Да!
— Адвокат?
— Ваша честь, мы признаем вину в неповиновении офицеру и соучастии в побеге заключенной без тяжких последствий. Прошу о снисхождении ввиду юного возраста, неопытности, заблуждения и отсутствии последствий!
— Обвинитель согласен на изменение обвинения?
Обвинитель встал и посмотрел на Соню. «Согласен!»
— Отлично. Суд оглашает решение!
Все трое встали. Заглянув в бумаги, главный судья произнес: «Именем Короны. Зони, восемнадцати лет, крестьянка признается виновной в неповиновении офицеру и соучастии в побеге и подлежит наказанию в виде одного года неволи, исчисляемых с момента доставки ее в тюрьму Бломберга. Наказание она будет отбывать на Тюремной ферме. Суд окончен!»
Сразу после этого судьи и обвинители покинули зал.
Лора склонилась над Соней.
— Соня! Я желаю тебе удачи. Поверь, мы сделали все что могли. Прощай!
— Прощайте, госпожа Лора. Спасибо Вам!
Стражники подняли Соню под локти и вывели из зала. Они прошли по коридорам и наконец вошли в комнату приема. Там были трое людей – двое рослых мужчин и худая женщина средних лет с желтым лицом. Все они были одеты в серую униформу с капюшонами.
— Мы охранники Тюремной фермы номер четыре. Это новая рабыня?
— Да! Вот ее бумаги!
Стражник протянул какие-то листы. Как отметила Соня, весь суд занял не более получаса. Правосудие на Гамме нельзя назвать излишне затянутым.
Женщина ознакомилась с бумагами.
«Возьмите ее!» Охранники взяли ее под локти и вывели во двор. Там стояла повозка – точно такая же, как была у Хога. Они положили Сони внутрь, привязав ее к одному из внутренних колец. Затем повозка тронулась.
Начиналась новая жизнь Сони. Жизнь рабыни.
Через несколько часов они прибыли на Тюремную ферму номер 4. Охранники перерезали веревки, которой руки Сони были привязаны к петле на шее. Ей стало несколько легче. Однако другие веревки и ремни они оставили в том же положении. Ее вынесли из повозки и поставили на землю. Затем они прошли в небольшое деревянное строение. Внутри был большой деревянный стол. Женщина, которая принимала Соню в тюрьме стояла в центре.
— Итак, ты новая рабыня Зони?
— Да.
— Я начальница фермы.
Охранники развязали ей руки.
— Раздевайся!
Соня смутилась, но тут же приказала себе «Я рабыня и мне лучше смириться с унижениями». Она положила на стол платок и сняла с себя платье через голову.
— Сандалии и медальон – тоже!
Сони наклонилась, сняла с себя сандалии и положила на стол. Затем она стянула медальон. Перед тем, как положить его на стол, она активировала сигнал тревоги.
Один из охранников собрал все это в охапку и вынес.
Начальница смотрела на Соню. Соня стояла прямо, держа руки по швам. Это не вызвало никаких вопросов.
Тем временем другие служители занялись оформлением.
— Итак, Зони. Восемнадцать лет. Ого! Неповиновение офицеру!
— Ничего, научим здесь правильно себя вести.
— Ее номер будет 628
— Слышишь! Ты теперь рабыня номер 628. У тебя нет имени, к тебе будут обращаться по номеру!
На столе лежала ее новая одежда – на вид это был кусок мешковины с номером 628 на подоле.
Тем временем охранник приблизился к ней.
«Открой рот!» Когда Сони выполнила приказ, он всунул ей в рот пальцы и ощупал зубы. Затем осмотрели ее волосы.
«Раздвинь ноги! и положи голову на стол!»
Соня выполнила.
«Шире!»
В ту же минуту Соня почувствовала, как ей проникают во влагалище. Она дернулась, но получила шлепок по затылку.
— Ха! Посмотри! Она девственница!
— Крестьянка – девственница?
— Она быстро бегает!
— Или у нее ленивые братья! Ха-ха!
— Впрочем, это ненадолго!
Затем начальница приказала остричь Соне волосы так, чтобы они в длину были не более ладони. Это было тотчас сделано. Как ощущала Соня, эту стрижку нельзя было назвать работой парикмахера и неровно подстриженные волосы торчали во все стороны.
Один из надзирателей взяв в руки одежду Сони, провел ее в кузницу. Кузница размещалась в небольшой палатке. Вокруг наковальни были развешены цепи и кандалы разной длины и размеров. Соню подвели к наковальне и приказали стать на колени, положив голову на колоду. Кузнец, порывшись в заготовках, достал железный ошейник подходящего размера и поместил его на шею рабыни. Затем ее голову укрыли куском кожи и молотками начали клепку. Наконец они вставили заклепку и сняли покрытие. Теперь Сони носила ошейник рабыни.
После этого они сняли с ног Сони кожаные ремни и начали заковывать ее ноги. Она почувствовала, как грубый металл замкнулся вокруг ее лодыжек. Концы железных колец были расплющены, и кузнец скрепил их заклепками. Между кольцами кандалов размещалась цепь такой длины, чтобы не позволять рабыне бежать, но не сильно сковывать ее ход.
Когда кузнец закончил, надзиратель протянул Соне ее одежду и приказал надеть. Соня надела через голову и поняла, что это не более чем балахон из мешковины с номером «628» и с отверстием для головы посредине. В длину эта одежда заканчивалась несколько выше коленей и прикрывала грудь и низ живота. Однако по сторонам она не скрывала ее наготы. Впрочем, ей протянули бечевку и дали возможность завязать вокруг талии. Такая одежда не сковывала движений рабыни при работе, а для наказаний охранники просто развязывали узел ее пояса и задирали кусок одежды, обнажая ягодицы и спину.
«Твой номер — 628! Отзываться на него! Тут у тебя нет имени!» — сказал охранник. Затем он обернулся и позвал: «Двенадцать!»
В палатку вошла женщина на вид около двадцати пяти лет одетая в такую же одежду, как и у Сони, но с номером «12». Она была в ошейнике, босиком, однако не закована в кандалы.
— Проводи новую рабыню твоей бригады в контору начальника для ознакомления с порядками!
— Слушаюсь, господин!
Надзиратель вышел из палатки, а 12 сказала Соне «Я покажу, что надо сделать, чтобы сберечь твои лодыжки». С этими словами она достала какие-то тряпки и повязала на правую ногу Сони повыше щиколотки. «Повяжи их сверху, чтобы сберечь кости щиколоток от кандалов. Иначе ты их разобьешь очень быстро!»
Сони послушалась и замотала ноги. Теперь кандалы не так били по костям.
12-я и Сони вошли в контору начальника фермы. Блондинка в одежде рабыни как раз выходила оттуда. Сони узнала в ней Фликси. Как оказалась, Фликси также узнала ее.
— Ты Зони?
— Да, меня зовут Соня.
— Прости, что подставила тебя. Я так поняла, что тебя осудили из-за меня!
— Мне жаль за свою ошибку. Но также жалко, что тебе не удалось бежать.
— Мы вместе будем направлены в барак 2. Я подожду тебя снаружи!
Соня вошла в контору. Начальница фермы сидела за столом.
«Значит так, 628. Я предлагаю тебе добровольное приватное услужение на весь срок заключения!»
Соня не поняла, о чем говорит начальница, но отчего-то согласилась.
«Хорошо! Поставь отпечаток пальца руки здесь на бумаге. Мы отправим тебя на днях!»
Когда она вышла, 12-я проводила ее до бараков. Не доходя 30 метров до здания, Соня увидела канаву. «Мы можем остановиться? Мне нужно в туалет!»
«Да. Ты можешь помочиться в эту канаву, следи только, чтобы цепи твоих кандалов не утянули тебя вниз!»
Удерживая руками цепь, Сони широко расставила ноги, села на корточки и помочилась в канаву.
Когда она закончила, 12-я сказала «Ты можешь мочиться во время работы в поле, но испражняться ты имеешь право только в такую канаву дважды в день – утром и вечером. Если тебя поймают за этим занятием в поле – тебя накажут!».
Они вошли в здание. Внутри не было никакой мебели, а земляной пол был грязным. «Это и есть барак? А где скамейки?»
«Видишь эту цепь?» 12-я показала на цепь, прикованную к камню, врытому в конце здания. «Каждая узница продевает ее в свои кандалы и таким образом она оказывается прикованной к цепи на всю ночь. Утром ее отпирают, а вечером – запирают. Ты – новая рабыня и это означает, что тебя будут запирать первой и отпирать последней».
— Ты имеешь в виду, что мы будем спать на полу?
— Ну, извини, перины нам не положены. Среди заключенных не запирают только меня как старшую по бараку. Но даже я ночую здесь вместе со всеми.
— А нам не положена никакая другая одежда? Обувь?
Соня посмотрела на свои босые ноги.
— Нет. Все, что положено, ты уже получила. Итак, о режиме дня! Подъем – на рассвете. Туалет, затем – завтрак. Миска похлебки. После этого – утренняя проверка. Начальница будет давать задания на сегодняшнюю работу, и раздавать наказания за вчерашнюю работу. После этого – в поле и работать до захода солнца. В середине дня получаете по куску хлеба и кружке воды. По возвращении с работы следует помыться в пруду, так как ты будешь грязной и потной, а мы не намерены находиться с такой в одном бараке. Ужин – миска каши, туалет, заковывание в цепи и сон. На следующее утро – все по новой. Пойдем, я покажу тебе, где пруд. Тебе следует помыться, от тебя воняет.
Когда Сони вернулась после помывки, Фликси сидела в бараке на полу. «Послушай, Фликси. Начальница говорила что-то о приватном услужении. Что имеется в виду?»
— Работа в поле — это общественная работа. А приватное услужение означает, что рабыня работает на частное лицо в течение года. Любой, заплатив казне деньги, может взять в аренду рабыню на срок в один год. Ты что, не знала этого?
— А что хотят от рабыни те люди, что заплатят деньги?
— Они могут делать с ней то, что захотят. Нельзя убить рабыню и серьезно покалечить. Не допускается наносить увечья. К примеру, они не имеют право наложить клеймо на ее тело. А вот все остальное – им можно.
— Это означает секс?
— Ну, Зони, секс – это минимум того, что им нужно. Если они просто захотят секса – они пойдут к жене или заведут любовницу. Рабыня нужна чтобы работать по дому и удовлетворять их особо необычные желания, чтобы можно было серьезно наказать ее.
— А тебя продавали?
— Да я была в таком услужении дважды. Сначала – в течение года у мужчины средних лет, который купил меня. Ему доставляло удовольствие связывать и каждый день бить меня плеткой. Иногда он применял кнут. Шрамы быстро сходили. Несколько раз у меня был с ним очень хороший секс и я даже жалею, что не так часто. А потом меня купила женщина.
— Женщина? Зачем ей рабыня?
— Ну вообще-то как служанка. Мой язык был очень занят этой службой. В мои обязанности входило делать ей массаж и умащивать благовониями все ее тело, а также работать языком, доставляя ей удовольствие. Это было еще терпимо, но уж очень сильно она пытала меня. Она била меня тяжелым кнутом так, что на теле оставались серьезные шрамы. Иногда она связывала меня кожаными ремнями и, подвесив к потолку, оставляла на часы. Однажды меня в таком виде обнаружила тюремная инспекция. Я висела вниз головой связанная ремнем по всему телу, при этом я потеряла сознание. Инспекции это не понравилось. Меня забрали, а ту женщину оштрафовали. С того времени у меня два шрама – вот видишь один внизу живота, а другой на спине». Шрамы, хотя и зажили, выглядели ужасно.
— Слушай, Фликси, если в приватное услужение входит секс, я не смогу!
— Зони, у тебя нет выбора. Начальница тюрьмы получает отчисление за каждую проданную рабыню, и поэтому ты не сможешь отказаться. Тебя просто замучают на этой работе. Каждый день ты будешь получать наказания и тебя будут бить пока не согласишься. Не говорю уже, что к тебе будут придираться и за каждую оплошность жестоко наказывать!
Тем временем с поля вернулись рабыни. Они получили ужин, помылись и готовились ко сну. Внезапно начальница скомандовала построение. Рабыни построились в шеренгу.
Начальница вышла на середину. «У нас новые рабыни – 628 и 331! Они будут в бригаде два пока что. А сейчас рабыня 238 – на середину!»
Рабыня вышла вперед.
— Ты испражнялась в поле?!
— Госпожа, я не хотела ….Это оттого, что у меня заболел живот…
— Двадцать ударов сейчас и двадцать – утром. Кнут!
Охранники схватили рабыню и, сорвав с нее одежду, привязали за руки к столбу. Затем ее стали бить. Свист кнутов, звуки ударов перемешались с криками несчастной. Соня с ужасом смотрела на это. После двадцати ударов ее отвязали и кинули рабский балахон.
Затем они вошли в барак. Фликси научила Соню продевать ножную цепь кандалов в общую цепь. Когда их сковали, они легли спать прямо на пол. Соня устала за день и поэтому заснула сразу.
Следующее утро началось с утреннего развода. Несчастная рабыня 238 получила новые двадцать ударов. Красные полосы – следы от кнута покрывали всю ее спину и ягодицы. Затем всех узниц погнали на работу в поле.
Соне выдали тяпку и показали, какие грядки надо окучивать от сорняков. Она начала работу. Через некоторое время она остановилась, чтобы вытереть пот со лба. В ту же секунду она услышала свой номер. Надзиратель приближался к ней.
«Ты прекратила работу. Два удара! Развяжи пояс и повернись спиной!»
Шокированная Соня выполнила.
«Нагнись!»
В ту же секунду хлыст дважды обжег ее ягодицы. Две красные полосы появились на ее белой коже. Соня заплакала.
Надзиратель схватил ее за волосы и, нагнувшись, произнес «Если я сказал «нагнись!» – ты должна коснуться лбом своих коленей, сука! В следующий раз ты получишь дополнительные удары. А теперь, продолжай работать, ленивая тварь!»
Соня повязала пояс и продолжила работу. Но это было лишь начало самого трудного дня в ее жизни. Ко времени дневного перерыва ее зад украшали еще несколько шрамов от кнутов надзирателей. Они внимательно следили за Соней и наказывали за каждое даже самое незначительное замедление темпа работы.
Когда они получили свои порции хлеба, Фликси увидела, в каком состоянии оказалась Сони. «Твоя задница – словно сплошная рана! Что с тобой случилось?»
— Надзиратели словно специально охотятся на меня!
— Как я и предупреждала! Это упреждающий удар начальницы. Чтобы ты не передумала насчет частного услужения.
— То есть они не перестанут бить меня?
— Если ты скажешь, что передумала насчет услужения – их кнуты порвут всю кожу на твоей заднице и спине!
— Спасибо за твое участие. Видимо, мне придется согласиться. Что же, скорее бы уже отправили в это услужение.
На следующее утро Соня, Фликси и две другие женщины, отобранные для приватного услужения, были отправлены в Бломберг. Они проделали этот путь пешком, привязанные за руки к кольцам в повозке. К радости Сони здешние волы были медлительными животными. Бежать за повозкой в кандалах она бы точно не смогла. Впрочем, и эти километры до города, которые она проделала босиком и в кандалах по пыльным и каменистым дорогам показались ей адом.
В Бломберге их разместили в одной из камер городской тюрьмы, откуда Соню отправили на ферму. На полу были соломенные тюфяки и уставшие от тяжелой дороги узницы сразу заснули.
Через несколько часов их накормили ячменной похлебкой и повели для медицинского осмотра.
Точнее сначала из камеры вывели двух других заключенных, а Сони и Фликси пока остались на тюфяках.
— Ты не очень расстраивайся, Зони. В любом случае на ферме тебе было бы еще хуже.
— Спасибо, Фликси. Я понимаю, что ты хочешь как лучше. Скажи, а что с нами будет дальше?
— Сейчас с нас снимут кандалы …
— Это хорошо!
www.torturesru.com
Рабство в США на иллюстрациях американских и европейских художников: Часть 1
- matveychev_oleg (matveychev_oleg) wrote,
matveychev_oleg
matveychev_oleg
Колонна связанных африканцев под вооруженной охраной (Центральная Африка, 1861 год)
Движущаяся колонна связанных рабов под охраной конных работорговцев (Западный Судан, 1879 — 1881 годы)
Захваченные африканцы, которых перевозят на каноэ (Конго, 1880-е годы)
Колонна связанных друг с другом рабов (Центральная Африка, 1866 год)
Колонна скованных между собой африканских рабынь с грузом на головах под охраной пеших работорговцев (Восточная Африка, 1891 год)
Рабы, занятые уборкой риса (Восточная Африка, 1860-е годы)
Группа связанных рабов под охраной вооруженных работорговцев (Центральная Африка, 1865 год)
Колонна пленных африканских рабынь (Западный Судан, 1880-е годы)
Арабские работорговцы осуществляют нападение на африканскую деревню (Конго, 1880-е годы)
Колонна рабов, движущаяся под проливным дождем (Центральная Африка, 1880-е годы)
Арабские работорговцы кормят плененных рабов во время привала (Центральная Африка, 1880-е годы)
Негр-охранник конвоирует рабыню в маске (Восточная Африка, 1874 год)
Группа связанных рабов (Центральная Африка, 1875 год)
Связанные рабы (Восточная Африка, 1873 год)
Пригнанные рабы и белые работорговцы (Дагомея, 1850 год)
Раздвоенная деревянная вилка, одеваемая на шею конвоируемого раба в целях сковывания его движений (1860-е год)
Нападение мусульман-работорговцев на деревню (Центральная Африка, 1880-е годы)
Различные виды деревянных колодок для захваченных рабов (Конго, 1880-е годы)
Процесс захват рабов в ходе нападения на африканскую деревню (Северная Нигерия, 1850-е годы)
Конвоирование плененных рабов (Восточная Африка, Верхний Нил, 1840-е годы)
Рабы во время привала (Восточная Африка, Верхний Нил, 1840-е годы)
Типичные представители порабощенных этнических групп (Восточная Африка, Верхний Нил, 1840-е годы)
Конвоирование плененных рабов (Восточный Судан, 1848 год)
Колонна скованных между собой африканских рабов с грузом на головах под охраной пеших работорговцев (Восточная Африка, 1880-е годы)
Колонна движущихся рабов (Центральная Африка, 1874 год)
Железный ошейник и цепи, использовавшиеся работорговцами (начало 19 века)
Арабские работорговцы атакуют село в целях пленения большинства его жителей (Восточная Африка, 1871 год)
Группа ослабленных и больных рабов, которые оказались брошенными работорговцами на съедение хищникам (Центральная Африка, 1866 год)
Порабощенные африканцы (Ангола, 1786 — 1787 годы)
Разновидности деревянных хомутов, которые использовались в процессе время конвоирования рабов (Сенегал, 1789 год)
Захваченные рабы, пригнанные на побережье (Нигерия, 1853 год)
Конвоирование рабов (Сенегал, начало 19 века)
Процесс конвоирования рабов (Западная Африка, начало 1858 год)
Арабские работорговцы и группа захваченных ими рабов (Судан, 1870 — 1871 годы)
Порабощенная африканская женщина, (Восточный Судан, 1871 год)
Африканцы, закованные в цепи (Сьерра-Леоне, 1805 год)
Плененный африканец с дерневянным хомутом на шее (Восточная Африка, 1882 год)
Работорговцев и захваченные ими рабы (Сенегал, 1780-е годы)
Плененные африканцы и их похитители (Северо-Западная Нигерия, 1860 год)
Remove all links in selection
Remove all links in selection{{ bubble.options.editMode ? ‘Save’ : ‘Insert’ }}
{{ bubble.options.editMode ? ‘Save’ : ‘Insert’ }}
Photo
Hint http://pics.livejournal.com/igrick/pic/000r1edq
matveychev-oleg.livejournal.com